Вечный странник, или Падение Константинополя

— Если же говорить о вести, которую сегодня принес мне ты, — Магомет опустил ладонь на горло, будто бы тем самым помогая себе сдерживаться и сохранять достоинство, — не стану отрицать ее важность; ибо разве можно представить себе, что молодой человек с пылким воображением, который позволил честолюбию и стремлению к славе выстроить в своем сердце золотые замки, недрогнувшей рукой заткнет себе уши и не станет внимать обещаниям, якобы исходящим от Небес? О князь, если ты действительно мне друг, ты не станешь, оставшись наедине, смеяться надо мной!.. Но, кроме того, я не хочу, чтобы ты подумал, что принесенная тобой весть была выслушана с небрежением или сладкой крошкой упала мне на язык; но как вино горячит кровь, что устремляется в мозг, так и она пробудила во мне вопросы и сомнения, разрешить которые способен лишь ты один. Прежде всего, поведай мне о великой славе, которая мощной струею наполнит Восток, будто лучи незаходящего солнца, ибо, как нам всем ведомо, слава бывает разной: есть слава, которой осеняют поэтов, ораторов и ученых, искушенных в своих науках, есть слава, что мила тем, кому любы мечи, и крепкие щиты, и начищенные доспехи, и кони, кто умеет испытывать восторг битвы, вести в поход армию, передвигать границы, отдыхать и давать передышку воинам в цитаделях после успешного штурма. Поскольку понятие славы многозначно, поведай, какая именно ждет меня.

— Звезды, о повелитель, говорят непреложно. Когда Марс восходит в одном из своих Домов, все рожденные в этот миг рождаются для войны и, если жизнь их идет должным чередом, превращаются в воинов; даже не просто в воинов, но, если условия сложатся благоприятно, в завоевателей, в солдат удачи — и ангел Марса Самаэль становится их ангелом. Видел ли повелитель когда-либо свой гороскоп?

— Да.

— Тогда ему ведомо, о чем я веду речь.

Магомет утвердительно кивнул и добавил:

— Да, безусловно, человеческое признание мне по вкусу, однако, князь, если взвесить твои слова, получается, что слава моя будет беспрецедентной. Я происхожу из рода героев. Осман, его основатель, Орхан, отец янычар, Сулейман, который принял полумесяц, увиденный им во сне на морском берегу в Кизике, когда Аллах повелел ему пересечь Геллеспонт и напасть на Цимпу; Мурад Первый, покоритель Адрианополя, Баязет, который положил конец Крестовым походам христиан на поле под Никополем, — все они наполнили Восток каждый своими свершениями; а отец мой Мурад Второй — разве он не одолел войско Хуньяди? Но ты, князь, говоришь, что моя слава превзойдет их. И поскольку я готов тебе поверить, открой, придет ли она ко мне внезапно, или речь идет о постепенном приближении? Полученная в юности весть о будущем бессмертии не может не радовать.

— Я не могу ответить, повелитель.

— Не можешь?

Нетерпение Магомета едва не взяло верх над его самообладанием.

— Звезды не дали мне никаких указаний, а отвечать от себя я не решаюсь.

В глазах Магомета вспыхнул суровый блеск, а костяшки пальцев забелели сквозь кожу, так крепко он стиснул руки.

— Сколько же мне ждать, прежде чем обещанная тобой слава созреет и я смогу собрать урожай? Если для этого нужны длительные походы, пора ли мне собирать свое войско?

Несмотря на всю уравновешенность князя, тон и настойчивость голоса Магомета заставили его вздрогнуть. Обратив взор на лицо принца — уже разгладившееся и сосредоточенное, — он еще до того, как отзвучало последнее слово, понял, каким именно мыслям ему надлежит потворствовать, понял, что именно к этой точке собеседник и подводил его с самого начала разговора. Чтобы выиграть время, он сделал вид, что не до конца уяснил смысл слов собеседника, а потом, когда принц повторил свои слова, с многозначительным взглядом ответил вопросом на вопрос:

— Правда ли, принц, что отцу твоему пошел восемьдесят пятый год?

Магомет еще больше подался вперед.

— А с того момента, как он начал свое мудрое и славное царствование, прошло двадцать восемь лет?

Магомет кивнул утвердительно.

— Тогда позволь мне тебе ответить. Если оставить в стороне возраст, отец твой никогда не позволял величию и власти заслонить любовь, которую он испытывал к тебе с того самого момента, когда впервые взял тебя на руки. Природа протестует против его ухода, и в данном случае, о принц, голос природы — это голос Аллаха. Считай, что я высказал свое мнение.

Лицо Магомета смягчилось, он расслабился, задышал спокойнее и ответил:

— Но я не знаю, чего от меня хотят светила.