Вечный странник, или Падение Константинополя

— Сожалею, что вынужден и далее испытывать терпение повелителя, — с безупречной дипломатичностью отвечал князь. — Однако будет небесполезно дать еще одно пояснение. Через несколько месяцев после того, как мы расстались с Мирзой в Мекке, я прибыл в Константинополь и с тех пор каждую ночь, когда небо ясно, от зари до зари вопрошал звезды. Я не могу повторить повелителю все поставленные перед ними вопросы, ибо они были многочисленны и разнообразны, не стану описывать способы, с помощью которых я составлял гороскопы, однако все они, как я и надеялся, были связаны с датой основания города. Какие я делал вычисления — таблицы цифр, покрывших небо ковром алгебраических и геометрических символов! Методы астрологии хорошо изучены — я имею в виду законные методы, — однако, взыскуя истины, я обращался и к магическим арканам, запретным для правоверных. Семь ангелов добра, равно как и семь ангелов зла, начиная с Джубанладаса, первого среди добрых, небесного посланника, облаченного в шлем и с пламенным мечом в руке, прекрасного видом, и заканчивая Барманом, злейшим из злых, спутником и союзником ведьм, — я призывал их всех, дабы они сообщили мне, что знают. Когда настанет срок низвержения города: завтра, на следующей неделе, когда? Таково было бремя моих вопросов. Но, повелитель, ответа на них я не получил. Мне лишь наказали следить за церковным расколом. Финал, на который мы уповаем, так или иначе связан с этой междоусобицей — а возможно, именно в ней и спрятан искомый результат. Четко понимая, куда клонится дело, римский понтифик пытается достичь примирения, однако призывы его обращены к набегающему приливу. Ускорить ход событий не в наших силах, но и не в его силах его замедлить. Наш удел терпение — терпение. В конце концов Европа отпадет и оставит греков наедине с их судьбой; этот день, повелитель, мы должны встретить в полной готовности. Начало конца положено уже сейчас.

— И все же ты оставил меня в потемках! — вскричал, нахмурившись, Магомет.

— Однако же, повелитель, есть возможность заставить звезды заговорить.

Искуситель, похоже, заколебался.

— Есть такая возможность? — встрепенулся Магомет.

— С ней сопряжено одно условие, повелитель.

— Какое именно?

— Благополучие твоего отца-султана.

— Не говори загадками, князь.

— После его кончины ты возьмешь в руки бразды правления.

— Смысл все равно мне неясен.

— Держа гороскоп султана Магомета в руках, я смогу быть уверен: с первого же утра звезды, совершая назначенный им путь, дадут мне верный ответ; если выяснится, что Марс находится на подъеме, как по точному расчету, так и по приблизительному, я смогу вывести повелителя из потемок.

— И что тогда, князь?

— Скорее всего, он увидит, что христианская столица отдана на его милость.

— А если Марс не окажется на подъеме?

— Повелителю придется ждать.

Магомет вскочил на ноги, скрипнув зубами.

— Повелитель, — невозмутимо продолжал князь, — не бывает такого, чтобы судьбу человека невозможно было изменить: она подобна наполненному вином кубку, который подносят к губам: он может разбиться по ходу дела, и тогда содержимое расточится. Чаще всего подобное происходит из-за нетерпения и гордыни. Мудр тот, кто рассудительно дожидается своего часа.

Невозмутимость изложения подкрепила глубину мысли. Магомет снова сел и заметил:

— Твои слова, князь, напомнили мне про изречение из Корана: «Все хорошее, что случается с тобой, — от Аллаха. А все плохое, что случается с тобой, — от тебя самого». Я удовлетворен. Однако…

Князь снова напряг все свои способности.

— Однако я вижу перед собой два периода ожидания: один — с настоящего момента и до того, когда я взойду на трон; второй — с момента восшествия и до того, когда ты доставишь мне веление звезд. Второй период меня не страшит, ибо, как ты сказал, я смогу посвятить его подготовке к действию, но вот первый, промежуточный… о князь, скажи о нем подробнее. Поведай, как умерить лихорадку, снедающую мой дух.

Лукавый еврей понял, что не ошибся в расчетах. Сердце его заколотилось. Он — хозяин положения! Вновь ему представилась возможность изменить судьбы мира. Довольно сказать одно слово — «сейчас», — и он сможет двинуть силы Востока, столь ему любезного, против Запада, столь ему ненавистного. Если Константинополь откажет ему в содействии, христианству придется уступить свой трон исламу. Все это мелькнуло молнией перед его мысленным взором, и тем не менее за всю эту беседу лицо его еще ни разу не выглядело столь безмятежным. «Промежуточный» этап был в его руках, а не Магомета, в его власти было сократить его или удлинить, использовать для подготовки. Он мог позволить себе безмятежность.

— Повелителю еще многое предстоит сделать, — произнес он.

— Когда, о князь? Сейчас?

— Ему надлежит думать и действовать так, будто Константинополь является его столицей, временно оказавшейся в чужих руках.

Слова эти явно привлекли внимание; трудно было сказать, какие именно чувства отразились на лице у Магомета. Пусть читатель вообразит себе слушателя, который только что воспринял нечто новое, бесконечно для него важное.