Когда в долину въехала большая часть гуннов, лучники кинулись в атаку с привычным свистом, визгом и прочими непотребными звуками. Сперва неслись прямо на врага, на скаку посылая воющие стрелы. Перед самым каре разделились на два рукава и окружили его, изрядно выкосив тех, кто на дальнем фасе не развернулся лицом к ним и не закрылся щитом. После чего начали наскакивать и отъезжать, пытаясь выманить врагов за собой. Готы не велись. Закрывшись щитами со всех сторон и выставив копья, упертые подтоком в землю, они терпеливо пережидали, несмотря на потери. Лишь стоявшие в середине во время первых наскоков стучали укороченными, пехотными спатами по щитам, пугая лошадей, а потом поняли, что таранной атаки не будет, и перестали, да оба командира спешились и закрылись щитами. Несмотря на утилитарное отношение к лошадям, гунны не спешили бросать своих на копья. Так понимаю, собирались сломить врагов обстрелами или взять измором.
Аланы, тысячи две всадников, двигавшиеся западнее гуннов, прискакали в долину где-то через час после начала сражения. Они выехали со стороны заднего фаса каре. Наверное, поскакали наперерез, а потом поехали по дороге в нашу сторону, на звуки боя. Остановились метров за пятьсот от заднего фаса каре. Подключаться к атаке явно не собирались, хотя среди них было немало лучников. Видимо, Сангибан решил, что хватит присутствия на поле боя, а воюют и рискуют пусть гунны.
К тому времени гуннские лучники уже порядком подрастратили стрелы и подуспокоились. Небольшие группы еще бросались как бы в атаку на каре, но, как догадываюсь, от скуки. Есть люди, которые не умеют спокойно ждать; им обязательно надо что-нибудь делать, пусть и бесполезное, а то и вредное. Впрочем, фальшивые атаки не давали готам расслабиться. Мало ли, вдруг именно эта окажется настоящей?!
Примерно на такой же дистанции от каре, что и аланы, только напротив правого фаса, находился мой отряд. Ждали, вдруг образуется брешь, в которую можно будет вломиться, или враги не выдержат и пойдут в атаку, или сломаются и побегут. Пока такие варианты не просматривались. Скорее всего, дотянут до темноты и попробуют прорваться к лесу, до которого километра полтора от левого фаса каре. Там им будет не страшна конница.
Мне стало скучно ждать, поэтому подозвал Радомира, который стоял позади отряда с вьючными лошадьми. Одна из них везла два длинных копья. Постоянно таскаю их на всякий случай, хотя до сих пор ни разу не пригодились. Я взял одно и в сопровождении аланов из своего отряда поехал к местным аланам.
Сангибан расположился посередине дороги и чуть впереди своего войска. Голубые глаза его были прищурены, словно смотрит на солнце или вот-вот заснет, скорее, второе. Копье, которое примерно на полметра длиннее гуннского и на столько же короче моего, лежало на спине саврасого мерина, защищенного бронзовыми нагрудником и налобником. На голове вождя аланов римский шлем с поперечным гребнем, в котором вместо крашеных конских волос были закреплены орлиные перья, наводившие на мысль, что передо мной уездный предводитель команчей. На довольно мелкой и потому более легкой и надежной кольчуге на груди были приделаны две круглые, надраенные, бронзовые пластины с вычеканенными львиными мордами, а на животе — б
Справа и чуть позади Сангибана находился мой знакомый Ачамаз, который что-то сказал своему командиру, как догадываюсь, сообщил, что приближается тот самый ромей, который знает аланский язык, потому что, когда я поздоровался с ними, никто не удивился.
— Что, так и простоите здесь, подождете, пока гунны победят и заберут себе всю славу и трофеи? — после их ответного и довольно дружного приветствия спросил я спокойно, без подколки.
Сангибан посмотрел на меня прищуренными глазами, как на пустое место, и ничего не ответил.
— Тоже правильно. Чем больше погибнет гуннов и готов, тем лучше для вас, — продолжил я: — Только вот бояться вас после этого никто не будет. Гуннов будут, готов будут, даже если они все погибнут, а вас нет. А что делают с теми, кого не боятся, сами знаете.
Сангибан, наверное, собирался проигнорировать и эти мои слова, только вот воины позади него начали раздраженно переговариваться. Я обвинил их всех в трусости, пусть и не прямо.
— Что ты хочешь? — перестав щуриться, спросил он.
— Ударить по готам, — ответил ему. — Во главе клина буду я. Среди твоих есть смелые, готовые присоединиться к нам?
— У меня все смелые! — резко ответил Сангибан, после чего произнес то, на что его и провоцировали: — Во главе клина буду я.
— Будем вдвоем, — предложил я компромиссный вариант и расположился слева от предводителя аланов.