Вечный воин

Это место более выгодное, потому что копьем бьешь того, что левее коня. Сангибан расчистит путь перед моим, а вот перед его мерином это сделает чуть позже тот, кто поскачет во второй шеренге, в результате чего можно напороться на вражеское копье. Судя по тому, как насупился старый пройдоха, он знал это и хотел бы поменяться со мной местами, что будет уже явным проявлением трусости.

— В первой линии будет четыре человека, по два от нас и от вас, — нашелся Сангибан и позвал, указав на место справа от себя: — Ачамаз, становись.

Клин получился туповатый и со второй трети чуть шире дороги. Надеюсь, по мере приближения к врагам растекутся в стороны. Сангибан послал гонца, чтобы предупредил гуннов о нашей атаке, после чего поскакали.

Я попытался вспомнить, когда в последний раз действовал так. Не смог. Зато нервничал, как в первый, из-за чего копье опустили слишком рано, и рука сильно устала удерживать его в нужном положении. Мне показалось, что гот, на которого было направлено копье, до последнего не верил, что атака настоящая. Только когда расстояние стало слишком малым, когда, даже при желании, я не смог бы остановиться или отвернуть, вражеский пехотинец направил острие своего, упертого подтоком в землю и придерживаемого правой стопой, в мою сторону, чем облегчил задачу алану, скакавшему слева от меня, и выше поднял овальный щит, словно не хотел видеть, что будет дальше. На зеленом поле щита был нарисован темно-рыжий медведь, вставший на задние лапы. При этом передние были прямо над железным, в ржавых пятнах умбоном, и казалось, что хищник хочет сбить его вниз и назад. Наконечник моего копья попал в шею медведю, запросто проломил щит и, наверное, проткнул человеческую голову — или какая там часть тела подвернулась? — и щит стоявшего за ним, вмяв обоих в задние шеренги, после чего древко сломалось, как мне почудилось, слишком громко, звук этот ударил по барабанным перепонкам, как выстрел из пистолета, несмотря на то, что шлем приглушал звуки. Копье гота, оказавшегося на моем пути, проскрипело мерзко по металлическому пейтралю, защищавшему грудь коня, и ушло вправо, не причинив вреда. Зато более полутонны мяса, костей, доспехов и оружия, разогнанных километров до пятнадцати-двадцати в час, посшибали с ног всех четырех воинов, оказавшихся на их пути.

Я очутился внутри каре, перед испуганными, навьюченными и стреноженными лошадьми, которые, выкидывая вперед обе спутанные, передние ноги, шарахнулись от меня и выскочившего рядом Сангибана. Не сговариваясь, мы с ним повернули направо. Я выхватил из ножен саблю, он — спату длиной сантиметров девяносто. Этим оружием удобнее убивать тех, кто справа, если ты правша. Готы, стоявшие в последней шеренге и ранее прикрывавшие щитами своих товарищей с тыла, теперь повернулись лицом к ним, чтобы помочь отразить атаку аланов. Нападения сзади они не ожидали. Я срубил двух из четвертой шеренги, ногами толкнул коня вперед и дотянулся до гота в третьей, который как раз собирался двумя руками воткнуть копье снизу вверх под ребра алану в кожаном доспехе, вряд ли выдержавшему бы такой удар. Кочевник заметил угрозу, но не успевал отбить и не мог сильно отклониться в седле. На лице его появилось то неповторимое выражение, что все, отвоевался — не испуг, а типа детского удивления, что сказка кончилась. И, поняв, что пронесло на этот раз, искренняя, детская радость — сказка продолжается!

Вслед за нами внутрь каре стало прорываться все больше аланов и нападать на готов, стоявших в задних шеренгах. Те пока держались. Зато передние дрогнули. Ожидание удара в спину, когда и спереди нападают, ломает даже стойких бойцов. Часть готов из первых двух шеренг левого фаса каре, к которому лес был ближе всего, решили спастись. Их не смутило даже то, что придется прорваться через довольно плотную массу конных гуннов. Все-таки теперь враги были только спереди. Вскоре к ним присоединились и другие воины с левого фаса, а потом из переднего и даже из правого, хотя последним надо было сначала прорваться через аланов, наехавших внутрь каре. При этом никто не додумался распутать ноги ближнему коню, вскочить на него и попытаться доскакать до леса. Добраться до опушки смогло всего два или три человека. Остальных покололи-порубили-постреляли гунны и погнавшиеся аланы. Разгром был полным и, что немаловажно, с малыми потерями.

Я не стал гоняться за готами, вернулся за верхней частью сломанного копья, чтобы использовать наконечник для нового. Пока вытаскивал его из-под трупов, подъехал Атилла. В последнее время он сильно сдал, стал выглядеть намного старше своих лет. Говорят, у шаньюя часто идет кровь из носа и горла, поэтому при нем постоянно знахарь, довольно молодой, лет двадцати, и с плутоватым лицом, более подходящем греку, чем гунну. Сейчас плута не было рядом с Атиллой, потому что старается держаться подальше от сражений, оправдывая трусость тем, что это приказ шаньюя.

— Не ожидал, что аланы с их длинными копьями на что-то сгодятся, — произнес Атилла. — Мы их постоянно побеждали.