Вечорница. Часть 2

– Это уж точно, – согласилась девица, – Никакая. Я-то в невесты куда больше сгожусь, правильно? Погляди-ка, и стройна, и весела, и собою хороша. А ты вон – нос картошкой. У нашей дуры ни лица ни фигуры.

– Ты по какому праву меня оскорбляешь? – тихо произнесла Катя, а в глазах её начало разгораться пламя гнева, сменяя возникшее поначалу смущение.

– А по такому. Что Дима со мной хочет быть, а ты ему и не сдалась.

– Я на Диму не претендую. Я ему не хозяйка. С кем хочет, с тем и встречается.

– Вот и правильно. Я так и знала, что ты тюфячка. Даже и бороться не станешь за свою любовь. Сама отдашь его мне.

– А разве Дима вещь, чтобы его отдавать? – твёрдо сказала Катя, перестав резко дрожать и успокоившись, лишь слезинки на её щеках, поблёскивающие в свете луны, говорили о том, что она недавно плакала.

– Вещь, не вещь, а я вижу, что не так уж и крепка твоя любовь была, коль так легко готова ты её предать.

– Я никого не предаю, – ответила Катюшка, – Он сам вправе решить, с кем ему быть, и раз он выбрал тебя, я за вас рада.

– Но ведь любишь ты его? – не унималась девица, пытаясь задеть за живое.

– Люблю, – вскинула голову Катюшка, – А что с того? Он мне ничем не обязан, и не обещал ничего.

– Ха, – девица, закинув голову, расхохоталась, – Ну, вылитая бабка.

– Что ты сказала? – Катя нахмурилась, – Не поняла. При чём тут моя бабушка. Ты про бабу Улю?

– А про кого же ещё? – перестав хохотать, кивнула девица, – Та такая же была в молодости. Да и сейчас не лучше. Добрая да честная, хоть запрягай да воду вози! И ты в неё, одно слово – тюфячка.

Катюшка почувствовала, как кровь прилила к её лицу, от дедова характера досталось ей терпение, что кремень, многое она могла вынести, стерпеть, но только не обиду ближнего своего, а уж тем более любимых бабушки с дедом. Баба Уля и правда была мягкой и доброй женщиной, да только внутри у неё был такой стальной стержень, об который немало злых людей обломали свои языки и намерения. Когда бывало нужно, баба Уля становилась тверда, как камень, не терпела она несправедливости да людей лживых, исподтишка гадящих людям. Внезапно осенило Катюшку, и она спросила девицу:

– Погоди. А ты откуда мою бабушку знаешь?

Девица вновь хохотнула:

– Да моя бабка мне рассказала. Знались они в молодости.

– А-а, так ты в деревню значит к своей бабушке приехала? А кто она?

Девица закатила глаза:

– Всё тебе скажи. Нет, ну ты, правда, дура, да? Другая бы уже давно в драку полезла. А эта стоит.

Она презрительно глянула на Катюшку, и до той только сейчас дошло, что девица просто напросто пытается вывести её из себя, спровоцировать на конфликт. А это признак слабого характера. Катюшка усмехнулась своей догадке. Девица тотчас же сдвинула брови, перестав улыбаться.

– Чего это ты зубоскалишь? – спросила она Катюшку.

– Да так, забавно стало на тебя поглядеть. Цирка-то нет у нас в деревне, а тут обезьяна сама приехала себя показать. Ну, я пошла, пока!

Лицо девицы раздулось, как у жабы, и, казалось, вот-вот лопнет.

– Да ты, – задыхаясь от собственной ярости, выдохнула она, – Да как ты смеешь? Бабка твоя воровка, и ты за неё ответишь. В тебе ведь её кровь течёт.

Катюшка резко обернулась.

– Ещё раз скажешь такое про мою бабулю, я тебе нос разобью, поняла?

– Ха, – скукожилась девица в оскале, – Испугала. Тоже мне. Хочешь настоящую храбрость доказать? Ступай в Бережки. Прямо сейчас. А? Что, слабо?

– Мне что, делать нечего, обезьянам что-то доказывать? – бросила через плечо Катюшка, – Да и в Бережки не попасть, они на той стороне.

– А ты через мост, – раздался сзади вкрадчивый шепоток.

– Нет моста, видишь, разру…

Катюшка умолкла на полуслове. Обернувшись к реке, она увидела, что от воды поднимаются вверх голубоватые клубы тумана и наползают клочьями на берег, повисая длинными седыми бородами на деревьях, окутывая рваным саваном траву.

– Что… это? – в изумлении произнесла Катюшка.

Девица стояла, глядя на реку, с довольным лицом, и, махнув рукой, указывая на мост, ответила Катюшке:

– Целёхонек мост-то.

Катюшка продолжала стоять, не двигаясь с места, как завороженная глядя на ровные, белые доски моста, крепкие толстые сваи, спускающиеся вниз под воду, новенькие перила, уходящие вдаль, туда, где в темноте ночи и голубых полупрозрачных клубах тумана скрывался противоположный конец моста.

– Значит, это правда, – подумала она про себя, – Всё, что баба Уля рассказывала. Бывает время, когда мост становится вновь целым, как раньше. И туман…

Катюшка ощущала себя словно в другой реальности. Сколько быличек пересказали ей за всю её жизнь дед Семён с бабой Улей. И Катюшка ни разу не усомнилась в их правдивости, но всё же… Всё же, оставалось в душе некое ощущение сказки, не всегда доброй, но наивной и не всамделишной, с непременными преувеличениями, добавленными каждым новым рассказчиком, с красочными описаниями нечисти, мест и событий. И вот она сама стала героем такой сказки. Стоит ночью у реки, в невесть откуда взявшемся тумане, перед загадочным мостом, ведущим в странную деревню, откуда уехали поспешно все жители много-много лет назад.