Руслана молчала. Она посмотрела на Николая, снова погладила его по волосам. Ей даже стало немного жаль молодого человека. Но атмосфера в поместье грузом давила даже на самую стойкую душу, поэтому Руслана поспешила уйти со словами:
– Я буду у себя, Николай Николаевич.
Снова оставшись один, Никола никак не решался приблизиться к отцу, хотя понимал, что ему необходимо быть рядом. Стоя недалеко от кровати больного, он то пошатывался, то смотрел на свои руки, то просто был неподвижен, направив взор в пустоту.
Прошли еще около двух часов, и все это время Никола наблюдал за отцом и видел, что лекарство не помогает. Он жалобно простонал и стал мерить комнату быстрыми шагами.
«И почему никто не приходит узнать как отец?» – думал Николай. – «Где же мать, где Федор, где Тихон Гордеевич? Где они все?».
Неведомый доселе страх охватил молодого помещика. Как будто его оставили наедине со смертью. А может быть впервые он остался наедине с собой настоящим. Второй вариант был значительно хуже первого. Теперь он не ведал, кем был на самом деле. И вряд ли хотел знать правду.
Собравшись с духом, он молвил:
– Отец, ты не можешь покинуть меня сейчас. Я был слишком груб с тобой, когда говорил о Руслане, но только тебе я смог признаться в своих чувствах. Мне жаль, что я расстроил тебя. Но, разве было бы честно, если бы я женился на Варе, и всю жизнь обманывал ее. Если бы я предал себя и любимую девушку. Так вышло, отец, и теперь ничего не исправить. Я молю Бога, чтобы он сохранил тебе жизнь, и ты бы принял мой выбор.
Столько вопросов скопилось у Николая, но не было им ответа. Больной молчал. Глаза его были закрыты, грудь почти незаметно вздымалась при каждом вдохе. Скорее всего, он даже не слышал Николая, пребывая где-то на распутье между жизнью и смертью.
Прошло еще некоторое время, прежде чем в комнату вошел Тихон Гордеевич. Лекарь приблизился к ложу больного, с грустью посмотрел на умирающего помещика, тяжело вздохнул.
– Ваша матушка спит. Я дал ей хорошее лекарство, которое сможет ненадолго успокоить ее нервы. Ее состояние неудовлетворительное. Боюсь, как бы нам ни пришлось спасать ее от погибели.
Слова лекаря ужаснули Николая. Он вскочил с места и со злостью посмотрел на Тихона Гордеевича. О таком исходе событий молодой помещик даже помыслить не мог. Сердце его заныло от боли. Потом вдруг осознав, что лекарь ни при чем, Николай сказал:
– Прошу вас, не говорите так.
– Я говорю только правду и не имею цели вас запугать, – Тихон Гордеевич внешне оставался спокойным, в то время как внутри был глубоко подавлен. – Сейчас нам всем нужны силы. Давайте я сменю вас ненадолго. Отдохните, поспите. Если будут какие-то изменения, я тут же вас позову.
– Нет, не стоит, – возразил Николай. – Мне нужно быть с ним.
– Как знаете, – сказал Тихон Гордеевич. – Тогда я буду находиться в гостиной.
После ухода лекаря время будто остановилось. Ближе к вечеру в комнату вошла Авдотья Петровна и недолго посидела возле больного. Странно, но она почти ничего не говорила сыну, и даже не смотрела в его сторону. Снова почувствовав себя неважно, она удалилась.
Когда за окном потемнело, Николай зажег одну свечу и поставил ее на тумбочке у ложа отца. Окно было открыто настежь, и слабый ветерок порой гулял по комнате, заставляя пламя свечи содрогаться. Николай обтер лицо отца холодной водой и сел у кровати. Он прислушивался к дыханию больного и ловил взглядом каждое движение тела несчастного. В один миг его отвлек танец огня, отбрасываемый странные тени на стену. Зрелище это оказалось настолько завораживающим и убаюкивающим, что молодой человек не сразу понял, как задремал. Разбудил его скрип двери и топот ног.
Обернувшись, юноша не увидел никого, дверь, как и прежде, была закрыта. Но когда Николай повернулся к отцу, то увидел, что тот сидит, облокотившись об подушки, и смотрит прямо на сына. От неожиданности у Николы случился испуг – он слегка подпрыгнул, кожа его покрылась мурашками.
– Господь милостивый, отец! – вскрикнул юноша. – Ты очнулся! Тебе лучше?
Однако, помещик сохранял безмолвие. Он продолжал пристально и совершенно не мигая взирать на сына.
– Я сейчас позову Тихона Гордеевича и мать, – произнес Николай и побежал вниз.
Когда молодой человек спустился на первый этаж, то заметил, что комнаты невероятно темны и пусты. Ни в гостевых залах, ни в кухне, ни в столовой не было ни единого человека. Оббежав весь первый этаж, зовя мать, лекаря, Федора, Николай вышел на улицу и осмотрелся. В округе, на удивление нигде не горел свет в окнах.
Несколько раз прокричав имя матери, Николай забежал обратно в дом, и снова вернулся в покои отца. Тот все так же сидел на кровати и неотрывно смотрел в сторону Николая.
– Прости, отец, в доме никого нет. Я ничего не понимаю. Мать чувствовала себя дурно, а теперь куда-то исчезла. Скажи, ты хочешь чего-нибудь? Может, воды?
Николай Афанасьевич и бровью не повел. Остекленевшие его глаза не мигая глядели на Николая, отчего у молодого помещика замерло сердце. Что-то ненормальное творилось в доме.