Ведьма и компания (СИ)

Из его спутниц под определение «барышня» в полной мере подходила лишь одна: девушка годов пятнадцати, одетая весьма небогато, но все же так, что не оставалось сомнений в ее принадлежности к дворянскому сословию. Было в ее простом и строгом платьице даже нечто, господином в сюртуке мысленно поименованное «заграничным лоском». Сквозь примерность поведения юной барышни, подкрепляемое настойчивыми взглядами компаньонки, порой прорывалась детская живость: вот и сейчас девушка приникла к окошку наемного экипажа, не отрывая глаз от открывшегося ей зрелища.

— Сядьте, Лизхен. Воспитанной барышне не престало вот так выглядывать в окошко. Что о вас подумают? — строго повелела компаньонка. Сама она ежели и относилась к барышням, то скорее к барышням престарелым: затянутую в лишенное малейших украшений шерстяное платье фигуру уже нельзя было назвать стройной, но лишь сухопарой, две резкие морщины подчеркивали впалый рот, еще одна залегла между широких бровей — и стала еще глубже, когда фройляйн одарила свою подопечную суровым взглядом.

— Анна Францевна, голубушка, что за беда коли барышня посмотрит? — вмешался еще один их спутник, чья яркая чернявость выдавала южное происхождение, а одежда — купчика средней руки.

— Позвольте и мне присоединиться к ходатайству господина Ламбракиса! Скоро уж такого не увидишь!

Жадно вглядывающаяся в окошко девочка не обернулась ни на слова компаньонки, ни на заступничество спутников. Груженая телега перед ними наконец стронулась с места, их возница щелкнул кнутом, запряженные в дорожную карету тяжеловозы дружно дернули и скрипящий рессорами экипаж въехал на мост.

Анна Францевна испуганно вскрикнула, цепляясь за сидение и даже девушка отпрянула от окна — связанная из круглых бревен секция моста поднялась перед самыми лошадиными мордами, экипаж ухнул вниз, а хлынувшая со всех сторон вода захлестнула его чуть не до середины колес. Лошади ударили копытами — вздыбившийся было перед ними деревянный помост просел под тяжестью, чуть не по самые перила уходя в воду. Гулко хлюпая, невозмутимые тяжеловозы потащили экипаж по наплавному мосту.

— Каково? По воде аки посуху! — восторженно вскричал господин в сюртуке.

— Um Gottes willen[1]! — стукаясь об него плечом и хватаясь за сбившуюся шляпу, простонала Анна Францевна. Плещущие у колес волны раскачивали карету будто лодку. — Скажите кучеру, чтоб немедленно поворачивал обратно! Мы здесь все погибнем!

— Никак невозможно, позади нас уж иные экипажи едут. Теперь или вперед или уж как на корабле — за борт! — рассмеялся господин Ламбракис.

— Я не вижу другого берега. — девушка высунулась наружу. Глаза ее пылали, грудь вздымалась, вдыхая непривычную мешанину запахов: гниющих у берега водорослей, свежести воды, рессорной смазки, ядреного пота усталых лошадей. Взгляд шарил по речному простору, от которого перехватывало дух: река была огромной! То серая, то почти черная, а то прозрачно-зеленая под лучами весеннего солнца. Ее воды с ревом неслись меж колес, готовые подхватить экипаж точно ореховую скорлупку. Впереди через реку тянулась редкая цепь телег и экипажей, что казалось, плыли по невидимой нити, продернутой поперек громадной реки.

— Скоро уж поедем по настоящему мосту — чудо инженерной мысли, изволите ли видеть! — объявил господин в сюртуке. — Железный, двухъярусный, да с рельсами!

Девушка высунулась в окошко еще дальше и зачарованно уставилась на каменные опоры строящегося моста, вокруг которых пенилась река.

— Это ежели построят, любезный Александр Николаевич. — пробурчал пессимистически настроенный господин Ламбракис. — Не в обиду вам будь сказано, не больно-то за год и настроили.

Оба спутника помрачнели.

— Увы… — согласился названный Александром Николаевичем господин в сюртуке. — В деле рельсового сообщения австрияки нас изрядно опережают. Вы, дорогая Анна Францевна, от Лемберга[2] по чугунке следовали?

— До самой границы с Российской империей. А уж оттуда на перекладных. — утомленно вздохнула фройляйн.

— У нас меж обеими столицами уж лет тридцать как рельсовое сообщение. — слегка уязвлено заметил Александр Николаевич. — Да и в центральных губерниях тоже.

— Только мы тут в южной провинции до сих пор как дикари! — ворчливо прибавил Ламбракис.

В борт кареты ударила волна и отвлекшаяся было спором Анна Францевна снова издала задушенный писк.

— Здесь всегда такое бурное течение?

— Так ведь Днепр, фройляйн Штольц, не речка Переплюйка какая! — рассмеялся господин в сюртуке. — Как говаривал незабвенный Николай Васильевич Гоголь: «Не всякая птица долетит до середины Днепра!»

— На кареты сие тоже распространяется? — дрожащим голосом вопросила фройляйн.