Когда Эмма говорила о своей внешности, о том, что она считает себя некрасивой, я злилась. Ну, не то что прямо злилась на нее, нет, просто я не понимала, как можно не любить себя. Ее лицо было оригинальное, интересное, привлекательное. У нее были удлиненные к вискам большие глаза, маленький аккуратный нос, пухлые губы. Может, она стеснялась своих высоких скул или слишком маленького носа? Не знаю, не понимаю. На мой взгляд, она была хороша! Нежная белая кожа, густые, с рыжеватым отливом волосы.
– Меня неправильно слепили, – часто повторяла Эмма, глядя на свое отражение в зеркале и, вероятно, сравнивая себя с женщинами, которых считала красавицами.
Так вот, она считала, что в ближайшем будущем замужество ей не светит, а рожать ребенка без отца она не хотела.
– Понимаешь, надо делать в своей жизни что-то такое, что облегчит жизнь тем, кому намного труднее меня. Людей, которые нуждаются, много, но нельзя всем помогать. Во всем должна быть какая-то разумная система и мера…
Поначалу, когда деньги поплыли ей в руки, она путалась в своих понятиях и желаниях, напрямую связанных с благотворительностью, вероятно, она искала применение своим деньгам, которые могла бы тратить на что-то полезное. Мы с ней часто говорили об этом, и первое, что она решила, – это устраивать праздники для наших стариков из санатория, в котором я работаю. Она утвердилась в этом мнении еще больше, когда мы поселили там поэта Качелина.
– Представляешь, какую скучную жизнь они ведут! Давай будем устраивать им праздники, творческие вечера, приглашать известных артистов, но не только молодых, а и принадлежащих их поколению… Помимо организации этих вечеров, я беру на себя праздничные столы, пусть вспомнят вкус икры, хорошей колбасы, рыбы, коньяка…
Сколько раз я спрашивала себя, почему Эмма ни разу, размышляя о благотворительности, не вспомнила о детях-сиротах, о том, чтобы оказывать реальную помощь детским домам, интернатам. И только однажды Эмма призналась мне, что не может спокойно видеть брошенных детей, больных детей, что она готова взять под свое крыло какой-нибудь детский дом и оказывать им помощь, но через людей, которым доверяет, а не просто переводить деньги на счет этого учреждения.
– У меня сердце разорвется, если я буду каждый день видеть этих детей, я потеряю покой, сон… Считай меня малодушным человеком, трусихой, не знаю, как сказать… Я могла бы находить людей, готовых помочь детям деньгами, свести их с организаторами благотворительных фондов, оказывающих помощь детям с онкологией, к примеру, ты понимаешь, да? Но не навещать этих детей в онкоцентрах, в больницах… Я даже видеть репортажи на эту тему не могу, потом хожу как больная…
Конечно, я не могла осуждать Эмму за подобное отношение к этой проблеме. Я знала ее как очень доброго и порядочного человека, но все люди разные, и каждый имеет право быть таким, какой он есть. Тем более что Эмма, при всех своих странностях и недостатках, занималась самой настоящей благотворительностью в самом высоком смысле этого слова.
Кроме того, что она проявила себя как успешный, хоть и начинающий ресторатор, Эмма была еще и тонко чувствующим творческим человеком. Имея диплом журфака университета и вынужденная на время оставить свои литературные амбиции, работая в кафе, она продолжала заниматься журналистикой и даже была внештатным корреспондентом нескольких московских изданий. Об этом мало кто знал, поскольку ее статьи выходили под разными псевдонимами. Думаю, что только мне она и показывала газеты и журналы с ее напечатанными статьями, не считая нужным афишировать эту сторону своей жизни подчиненным, исключая, конечно, преданную ей Василису.
Василиса Прекрасная – энергичная, всегда подтянутая и знающая свое дело. Румяная, грубоватая, сельского типа девушка с горящими глазами и большими руками, она была невероятно предана Эмме и вела себя по отношению к ней как готовая на все служанка. Совершенно не амбициозная, увлеченная работой, она круглые сутки проводила на своем рабочем месте. Под ее контролем были кухня, склад, финансы; она следила за работой поваров, официантов, барменов, уборщиц, бухгалтера, договаривалась с поставщиками продуктов и цветов, текстиля и моющих средств и держала в ящике своего рабочего стола книги записи и учета. Эмме оставалось только проверять ее записи, разрабатывать новое меню и заниматься рекламой. Они всегда хорошо ладили, и Эмма, может, была бы и не против как-то сблизиться с Василисой, подружиться, однако Василиса знала свое место и при этом всегда находилась рядом с хозяйкой. Эмма вызывала у Василисы искреннее восхищение. Я бы назвала это любовью. Василиса любила Эмму так же, как и я любила ее.