Ведьмин вяз

– И куда же тогда девалось остальное? Да если бы кто-то нашел череп, непременно вызвал бы Гарду – констеблей, бобби, или как их тогда называли. Что и сделал Хьюго. А если некто решил избавиться от черепа, значит, у него тут лежал целый труп и этого никто не должен был видеть. Вспомните, что происходило незадолго до двадцать шестого года? У кого мог вдруг ни с того ни с сего оказаться труп?

Я начал терять нить разговора, слишком уж много появлялось дополнительных выводов и возможностей, за всеми не уследишь. Вдобавок от толчеи в гостиной мне становилось только хуже: всюду люди, движение, еще и пила во дворе нет-нет да и взревет, так что я всякий раз вздрагивал от неожиданности. Мелисса посмотрела на меня поверх отцовского плеча, поймала мой взгляд и ободряюще улыбнулась. Я выдавил ответную улыбку.

– Гражданская война! – объявил Оливер. – Партизанское[16] движение, казни без суда и следствия, сплошной Sturm und Drang[17]. Поймали какого-нибудь стукача и пустили в расход. Бьюсь об заклад, это труп 1922 года. Ну что, кто готов поспорить на деньги? Тоби?

У меня в кармане завибрировал телефон: Дек.

– Прошу прощения, – сказал я дяде, – мне нужно ответить на звонок, – и ушел на кухню.

Хьюго, привалившись бедром к столу, осторожно вынимал из коробки большой бисквитный пирог. Сад был засыпан щепками, копы столпились у входа в шатер, от вяза остался лишь пень.

– Привет, – сказал я в трубку.

– Привет, – ответил Дек, и я улыбнулся, услышав его голос. – Сто лет тебя не слышал.

– Да уж. Как дела? Шон рассказал мне про Дженну.

– Как тебе сказать. Не то чтобы хорошо, но жить буду. Вот только не надо этого: мы же тебя предупреждали…

– Еще как предупреждали. Радуйся, что остался цел. Ты когда-нибудь просыпался в ванне со льдом?

– Да пошел ты. Как сам-то?

– Нормально. Отдыхаю. Ричард разрешил мне взять небольшой отпуск, вот я и торчу здесь.

– Да, Шон рассказал мне о Хьюго. Ужасно жаль.

– Верю. – Я отошел подальше от Хьюго, который старательно резал пирог, так неловко сжимая нож скрюченными пальцами, что я напрягся. – Спасибо.

– Как он?

Я что-то уклончиво пробормотал в ответ.

– Передавай ему привет.

– Будет сделано.

– Кстати, – Дек сменил тему, – тут вроде бы в новостях показывали дом Хьюго?

– Да, было дело.

– Ничего себе. То-то мне показалось, вроде бы он… что случилось-то?

– Помнишь старый вяз? Огромный такой, в глубине сада? Сын Сюзанны нашел череп. В дупле.

– Ох нихрена себе!

– Во-во. Череп старый. Говорят, дереву двести лет, так что кто знает, когда он там оказался. Вяз прямо сейчас спиливают. У нас в саду полиция.

– Охренеть, – сказал Дек. – Не достают вас?

– Не. Нормальные ребята. Задали нам кучу вопросов, но мы же не знаем ничего, так что от нас отстали. В общем, неприятно, конечно, но не смертельно. Работа у них такая.

– Мы с Шоном на следующей неделе собираемся тебя навестить. Ты не против? Или у вас и так не протолкнуться?

Мне ужасно хотелось их повидать, но я понимал, что не выдержу перегруза: полный сад копов, а тут еще Шон с Деком, прифигевшие от такого. Начну запинаться, терять нить разговора и выставлю себя дебилом. Снова накатило раздражение на Рафферти и его людей.

– Лучше потом, когда копы свалят. Надеюсь, скоро их здесь уже не будет, я вам позвоню, и мы договоримся, хорошо?

– Окей. Все равно мне заняться нечем. Шон молодец, они с Одри регулярно зовут меня к себе на ужин, но смотреть, как они воркуют друг с другом… понимаешь, да? Мне от этого хочется…

Тут в застекленную дверь постучали: стоящий на крыльце Рафферти стаскивал тонкие латексные перчатки.

– Мне пора, – сказал я Деку, – я тебе позвоню насчет той недели, – нажал отбой и пошел открывать.

– Добрый день. – Рафферти улыбнулся и отряхнул руки. – В общем, дерево спилили. Разумеется, мы его уберем, чтобы вам не возиться, древовед обо всем позаботится.

– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Хьюго вежливо, как продавец: надеюсь, вы нашли то, что искали.

– Да, не зря старались. – Он тщательно вытер ноги о коврик и вошел на кухню. – Пока не забыл: нашли мы вашего бездомного, ну, того, который ночевал у вас в переулке. Я навел справки, поспрашивал ребят, которые раньше работали в этом районе. Один из них вспомнил его. Некий Бернард Гилди. Я был бы рад вам сказать, что он вернулся на путь истинный и жил долго и счастливо, но увы: он окончил дни в хосписе. Цирроз. Умер в девяносто четвертом.

– Какая жалость, – искренне расстроился Хьюго. – Он казался достойным человеком, даже в пьяном виде вел себя весьма прилично. Начитанный, время от времени просил у нас книги, и я ему что-нибудь давал. Любил публицистику, исследования о Первой мировой. Мне всегда казалось, что при другом раскладе…

– Прошу прощения, что вынужден вас огорчить, – перебил Рафферти, – но у меня для вас еще одна неприятная новость. Сад придется перекопать.

– То есть как? – не понял Хьюго. – Что вы имеете в виду?