Ведьмин вяз

Мы поели в столовой: ужинать в партере, наблюдая за разыгрывавшимся в саду спектаклем, как охарактеризовал происходящее Леон, показалось нам запредельной дикостью. За блестящим старым столом красного дерева собирались разве что на Рождество, и мне пришлось протереть его от пыли. Сюзанна закрыла ставни на окне, выходившем в сад, люстра заливала комнату тусклым, каким-то размытым, рассеянным желтым светом. За ужином мы перекинулись от силы парой слов. Зак вяло ковырял макароны, отодвигая грибы в сторону, но не капризничал. Салли уже зевала.

– Мы поедим и поедем, – сказала Сюзанна, взглянув на Тома. – Вы как, справитесь?

– Справимся, – заверил ее Хьюго. – Да и они наверняка уже вот-вот свернут работу. Ночь скоро. Но как же вы поедете? Там ведь небось торчат репортеры.

– Вряд ли, – ответил Том, приоткрыл дверь в гостиную, подошел к окну и выглянул в щелочку меж ставен. – Уехали, – сообщил он, вернувшись за стол.

– Надолго ли, – мрачно заметил Леон.

Вдруг послышался звук; омерзительный глухой звериный рык стремительно нарастал, заполнял собою пространство, и казалось, будто он несется отовсюду. Мы вскинули головы, Хьюго отложил вилку. Мы не сразу догадались, что это в саду завели бензопилу.

Около восьми солнце скрылось, а с ним и копы. Рафферти, как и обещал, зашел, чтобы рассказать нам обо всем, что удалось выяснить:

– Древовед меня ненавидит, – сокрушенно признался он, снимая с брюк куски коры. – Оказалось, что дереву двести с лишним лет, таких теперь почти не осталось, голландская болезнь сгубила почти все вязы. И когда я сказал, что нужно спилить совершенно здоровое дерево, он готов был развернуться и уйти. Его можно понять.

– То есть вы уже спилили вяз? – уточнил Хьюго.

– Если бы. Я же говорил, это долгая песня, нам нужно все задокументировать. Но завтра к вечеру должны управиться. На ночь мы оставим дежурного, – сообщил Рафферти и пояснил, заметив наши недоуменные взгляды: – Вовсе не потому, что вам угрожает опасность. Но мы должны быть уверены, что дерево постоянно находилось под наблюдением. Он вас ничуть не обеспокоит, посидит в саду.

Я стиснул зубы при мысли, что эти ребята будут ошиваться в саду, пока я сплю; все это время я то и дело поглядывал на часы – может, в шесть они свалят, оставят нас в покое, может, в семь, ну уж к восьми-то должны убраться, господи боже мой, – но от нас тут явно ничего не зависело.

– Ему что-нибудь нужно? – спросила Мелисса.

– Нет, спасибо, он сам о себе позаботится. – Рафферти сунул ошметки коры в карман пиджака, кивнул нам, очаровательно улыбнулся и направился к двери. – Увидимся утром.

Хьюго почти не смотрел телевизор, но в тот вечер в нервном нетерпении мы его включили. Репортаж из нашего сада оказался в числе важнейших новостей, его пустили сразу после сообщения о невразумительных махинациях ЕС и политической грызни в Северной Ирландии, прямо перед новостями спорта. Брюнетка в коралловом плаще серьезным голосом вещала о том, что в некоем дублинском саду обнаружили человеческие останки, на место происшествия приехала полиция; показали переулок за нашим домом, унылый, какой-то запущенный, ветер шевелит сиротливые кучки опавшей листвы вдоль стены, из белого фургона вылезает фигура в белом, садовая калитка перехвачена сине-белой лентой, если кто-то что-то знает, пожалуйста, сообщите Гарде.

– Что ж, – сказал Хьюго, когда диктор перешел на футбол, – все это очень интересно. Вот уж не думал, что мне когда-нибудь доведется, так сказать, из первого ряда наблюдать за ходом расследования. Сколько же народу в нем участвует! – Он медленно, сустав за суставом, поднял себя с дивана и потянулся за тростью. Похоже, случившееся обеспокоило его куда меньше, чем нас, и, как ни крути, причина тому имелась. – Утром все начнется заново, так что пойду-ка я спать.

– И я. – Я выключил телевизор. Мы с Мелиссой старались ложиться в то же время, что и Хьюго, одного мы его больше не отпускали подниматься по лестнице (правда, не всегда получалось) и старались держаться в пределах слышимости, когда он переодевался на ночь; впрочем, для меня это был не просто удобный предлог – давно я так не выматывался.

Мы постояли немного в коридоре у наших комнат, глядя друг на друга в тусклом свете висячей лампы из витражного стекла, словно собирались сказать нечто важное, и каждый надеялся, что хоть один из нас знает, что именно. Меня так и подмывало спросить Хьюго, чей бы это мог быть череп, но и на этот раз я так и не придумал, как это сделать.

– Спокойной ночи, – он улыбнулся нам, – спите крепко.

На миг мне показалось, что он хочет нас обнять, но Хьюго развернулся, ушел к себе и закрыл дверь.

– По-моему, он не особенно расстроился, – сказал я в нашей комнате, когда мы разбирали стопку чистой одежды, которую я принес и положил на кровать утром, – а казалось, что несколько недель назад.

Мелисса кивнула, сворачивая мои носки аккуратными шариками.

– Я тоже заметила. Наверное, его это отвлекает от мыслей о болезни.

– А ты как? Не расстроилась? Я имею в виду, ты ведь такого точно не ждала.