Ведьмин жребий (СИ)

У нее не было имени. Ее звали просто — Шут, и она заставляла людей смеяться. Всегда улыбающаяся девочка с деформированной рукой путешествовала с цирковой труппой. В силу своего увечья она не могла стать акробаткой или жонглировать бутылками из цветного стекла, но неизменная глупая улыбка служила ей отличным прикрытием. Девочка научилась отлично скрывать свои истинные эмоции, и, не будь она калекой, могла бы стать отличной актрисой. Ее отец был глотателем мечей. Во время представления он держал один клинок пальцами ног, а к рукоятке этого меча тонкой веревкой был привязан другой, который отец опускал себе в глотку, медленно сгибая колени. Трудно представить, но веревка почему-то перетерлась, и клинок упал родителю в горло, вызвав повреждения, несовместимые с жизнью. После смерти отца она смогла стать свободной. Жалость? Сострадание? Осторожность? Все эти вещи, которым Лайя-Элейна позже учила других, тех, кто внимал ей с безграничным доверием, утрачивали значение перед лицом Цели. Маска дуллахан, несомненно, больше подходила ей, а не Сканле-Кай. Королева, Шут и Тень — Лайя-Элейна олицетворяла среднюю из ипостасей Богини, пусть об этом не знал никто, кроме нее самой.

Синнет прошел мимо, отвесив ей короткий поклон. Ему было невдомек, кто скрывается под этим плащом. Лайя-Элейна улыбнулась, как бы невзначай задев его здоровой рукой. Когда-то Синнет признался ей в любви, прижимая ее к стене Замка, буквально раскалившейся от его страсти. 'Но почему я?' — резонно спросила Лайя-Элейна, вскинув на него глаза. Она не питала иллюзий по поводу своей внешности. 'Меня не интересуют смазливые личика, — выдохнул Синнет. — Ты умна и обаятельна. Мне все равно, что ты некрасива'. Это нисколько ей не польстило. В Совете Синнет единственный готов был ее поддержать, и причиной этому оказалось его нездоровое влечение к Лайе. За его признанием последовал отказ: с нервной улыбкой, приличествующей ситуации, ведьма отстранила Синнета от себя. Его слабости были очевидны. Он не годился для исполнения Цели.

Сейчас Лайя-Элейна осматривала коридоры Замка, подготавливая Сцену к грядущему Представлению — возможно, самому грандиозному в ее жизни. Королева, Шут и Тень — две роли уже нашли своих исполнителей, и вскоре в Гильдию прибудет последняя актриса, ответственная за партию главной героини.

Лайя улыбнулась под прикрытием маски — искренне, как никогда.

Глава 9

— Дрянная погодка, — заметила Летиция, приложив ко лбу ладонь козырьком.

Несмотря на частые дожди, воздух в окрестностях Кадиса был сухим и горячим, как будто вся влага успевала полностью выветриться из атмосферы до наступления утра. Странники потели в своих длинных плащах и капюшонах, защищающих их от пронзительных солнечных лучей. Раскаленный воздух, щедро сдобренный пылью и песком, обжигал глотки.

Ланн коротко глянул на нее, сдержав колкость, готовую сорваться с губ: что-то вроде того, что высокородная аристократка позабыла о том, как выражаются в приличном обществе. Летиция легко и быстро перенимала здешний говор и дурные привычки, иные из которых были присущи и самому ульцескору. Например, смачно сплевывать песок, накопившийся во рту. Госпожа ди Рейз возмутилась, когда Ланн сделал ей замечание. Не глотать же ей песок, в самом деле? В ответ он посоветовал завязать шелковый платок на лице немного плотнее, а разговаривать чуть поменьше.

Морвена лежала в кузове телеги, укрывшись плащом. Она сослалась на недомогание, хотя на самом деле последние два дня у нее в груди как будто раскрылся чудный цветок, дарующий энергию. Трость осталась в повозке, которую забрали разбойники, но она больше не нуждалась в ней. За долгие месяцы она впервые чувствовала себя здоровой и полной сил и, вероятно, могла пройти целую лигу, прежде чем свалиться от усталости. Новые ощущения были странными и не давали ей покоя — именно поэтому Морвена предпочла не рассказывать ничего своим спутникам. В то утро, когда они покидали лагерь карцев, Ланн сказал Морвене: 'Ты как-то изменилась'. При этом он глядел на нее почти с интересом, и Морвена, зардевшись, уставилась на свои башмаки. Внимание такого рода было для нее непривычным.

— Салема кое-что знала о ведьмах, — не выдержав, Летиция нарушила тишину. — Только я не уверена, она врала или говорила правду.

— Лирен подчас смеялся над ее жадностью и непомерными требованиями, — сказал Ланн, ведя под уздцы лошадь, тащившую телегу, — и очень любил поставить наложницу на место. Когда они ссорились, это слышал весь лагерь. Салема говорила что-то о ведьминой крови, которая течет в ее венах. Якобы ее единокровная сестра была гильдейской ведьмой. У нас не было возможности это проверить, но если она действительно обладала какой-то силой, всему отряду было бы несдобровать. Мне в том числе.