Квартира – однокомнатная «скорлупка»: прихожая-«пенал» с дверью в санузел, крошечная кухня без двери и собственно комната. Оказавшись на месте, я опять вспомнила сон и поняла, что пришла не зря. Стены комнаты были увешаны фотографиями, газетными вырезками, компьютерными распечатками, схемами и планами. Неужто Гульнара наведалась, указав?.. На черновики с «бабочками», слова пророчицы Ланы… и, да, на Глона, который, мать его, превращался…
Пёс, втянув носом воздух и шумно фыркнув, выжидательно улёгся у разобранного дивана, а Бахтияр один за другим открыл окна, проветривая квартиру. В убежище Гульнары было не просто душно как в бане – ещё и воняло чем-то терпким и неприятным.
– В спешке собиралась, – сообщил заклинатель с кухни и хлопнул дверцей холодильника. – Даже завтрак не доела.
На кухне, слава богу, никаких продуктов, кроме заплесневелого хлеба на столе, не обнаружилось: свой вывод Бахтияр сделал, изучив холодильник, где в пиалке протух недоеденный творог. И продуктов, кстати, хватало – масло, сыр, колбаса, молоко, сметана, овощи, фрукты… Кастрюля с борщом и сковородка с жареной картошкой.
– Она жила тут долго, – прокомментировал Бахтияр хмуро, – и съезжать не собиралась.
…но в последний раз покидала дом в спешке, да.
На диване – сбитые простыни и разбросанные подушки, шкаф открыт и часть вещей валяется на полу, со стола бумаги сметены на пол, на кресло брошена скомканная летняя пижама.
– Сколько дней назад она ушла? – я присела перед Глоном. – Сможешь определить?
Гемоглобин посмотрел на меня с иронией, неспешно встал и пошёл на кухню. И без стеснения встал на задние лапы, опершись передними о стол и указав то, что мы не заметили. Там, над столом, скрытый узкими полками и сливающийся со светлой стеной, висел отрывной календарь.
В комнате заскрипело, грохнуло, и заклинатель позвал:
– Рад, а я выпускную работу нашёл.
– А я – дату. Кажется, её ухода, – я сняла со стены календарь, отлепив скотч.
Бахтияр появился на кухне и, наклонившись, заглянул через моё плечо. Я очень постаралась не оборачиваться, чтобы… не видеть. На календаре – двадцать седьмое июня текущего года, а первое письмо «прилетело» первого июля. Брат с сестрой разминулись на какие-то сутки-другие…
– Она жива, – процедил после тяжёлого молчания заклинатель. – И плевать, что говорит твоя… тётка.
Да, явно слышал…
– Надеюсь, – я положила календарь на стол. – Где работа?
– Под диваном. Гуня с детства прятала под кровать свои главные сокровища.
Поднятая диванная створка обнажала пыльные ящики для постельного белья, битком набитые стопками бумаг.
– Вот это труд! – присвистнула я.
Куда там нашим курсовым, дипломным и кандидатским…
– Вы все такое пишете?
– Мы – нет, – Бахтияр начал одну за другой выгружать стопки на пол. – Нам некогда. Заклинателей слишком мало, да и дар по-разному просыпается – у кого-то в двадцать лет, у кого-то сорок. Основы получили – и в поля. Первый год наставник страхует или кто-нибудь из Круга, а потом всё, сам. Как говорил мой учитель, исследования на пенсии сочинять будешь. Если отпустят. И если доживёшь.
М-да…
Следующий час мы разбирали Гульнарины сокровища – и из-под дивана, и со стола. В мешанине бумаг не было никакой системы – черновой текст чередовался планами, перемежаясь цитатами из статей, конспектами чужих работ, фотографиями и рисунками. Сначала мы отделили зёрна от плевел, а потом заклинатель, немного понимающий почерк сестры, взялся сортировать работу.
Я, устав от духоты, подошла к окну, под которым обосновался Гемоглобин. Он сразу же сел, освобождая место, и вильнул хвостом. С минуту я просто дышала – раскалённой улицей, но без квартирной пыли двухнедельной давности. А потом опустилась на колени рядом с псом и негромко спросила:
– Ощущаешь что-нибудь ещё? То, что мы не видим… и чего не увидим без специальных ведьминых заклятий?
Он склонил голову набок, одобрительно прищурился, встряхнулся и потрусил в коридор. Бахтияр проводил нас внимательным взглядом, но следом не пошёл – втроём в тесном «пенале» коридора мы только ноги друг другу передавим.
– Ничего не трогай, – предупредил вслед. – Вдруг Гуня защитные чары наложила.
За ту минуту, то пёс крутился в коридоре, я отчего-то размечталась о настоящем тайнике – что-нибудь понажимать, по стене пошарить и открыть её часть, а там… А всё оказалось скучнее и прозаичнее. В единственном углу коридора стояли маленькая подставка для обуви, крошечная тумбочка, на которой я оставила сумку, и стул-ящик, а над ними на вешалке висели зонт-трость и верхняя одежда – тёмный плащ, удлинённый старомодный пиджак, несколько цветных платков. И сначала Глон стянул один платок, а потом ткнулся носом в плащ.
– Можно? – уточнила я.
Пёс кивнул, и я, доверяя его чутью больше предупреждения заклинателя, сунула руку в карман плаща и достала записную книжку – в кожаной обложке, пухлую, утолщённую карманным календарём и свёрнутыми листочками-заметками. И, само собой, среди них выделялся знакомый лист-гармошка. Было бы удивительно, если я, по сути сама придя за посланием, не обнаружила оного.