Ведьмина тайна

Запахло палёным. Отключившись от схемы, я принюхалась и подскочила с табуретки. «Муравей» же своё варево на медленном огне оставил – под мою (без)ответственность… Выключив конфорку и передвинув казан, я открыла крышку и принюхалась. Вроде не сильно подгорело… Но сладкий сон душки-бармена явно нарушило.

Вовчик, тихо ворча, заглянул на кухню, придирчиво распробовал рагу, неопределённо хмыкнул и скрылся в ванной. Выглядел он, кстати, получше – посвежее, и уже не напоминал загримированного узника концлагеря из старых советских фильмов про войну.

Пока я освобождала стол, душка-бармен умылся, вернулся и молча взялся за тарелки-вилки. По четыре штуки столовых приборов достал, что характерно, и я невольно посмотрела на Глона, но пёс спал и не подавал признаков тревоги или радости. А вот ждать «муравей» никого не стал. Молча сел за стол, без спросу сцапал блокнот со схемой и принялся жевать рагу, изучая «диспозицию». А вывод сделал, закончив есть. И предъявив мне очередной неизвестный факт.

– А не родственница ли Гульнара твоей бабушке? Я слышал, в тайники стародавних кто попало не пролезет – кровь нужна. Живая кровь наследника тайны – она и есть ключ. На неё схрон заговаривали, и только она отопрёт дверь и откроет тайные знания. Остальные эту дверь даже не увидят.

Я недоверчиво подняла брови, и Вовчик серьёзно кивнул. Я отвернулась к окну. Ох, не всё Марьяна рассказывает… Сейчас, в спокойной обстановке, я прокрутила мысленно полученную информацию и поняла. Как и Бахтияр, как и Верховная, Марьяна вещает много, красиво и по делу, но всё больше зубы заговаривает, нежели объясняет. Как же их на чистую воду-то вывести… всех их? Всю эту волшебную шайку-лейку?.. Вываливают на меня фактами теорию, но происходящее она объясняет очень поверхностно.

– Вов, – я обернулась через плечо, – а ты на чьей стороне будешь?

– Чей холоп? – он ухмыльнулся. – Не знаю, Радка. По совести я всей душой за тебя. И знакомы мы дольше… и к людям я ближе. Но вот… боюсь, – признал честно и без тени смущения. – И ведьма эта, Марьяна – тёмная, мощная, и заклинатель меня одним словом наизнанку вывернет.

– Сказку про зайца и черепаху помнишь? – я снова отвернулась, щурясь на раскалённое полуденное солнце. – Там, где проиграет сила, победит хитрость.

– Увы, – Вовчик встал за добавкой. – И это тоже не про нас с тобой. Колдовской мир – это такая клоака, там такие интриги плетутся, такие акулы обитают… Не лезь туда. Даже не пытайся вызнать нужное. Ты – человек, и ты рядом с ними в проигрыше со всех сторон. Они и старше, и умнее, и сильнее, и…

Но я уже загорелась и навострилась. Одно-то преимущество у меня есть: я на «сцене» – главная героиня, которой для понимания пути к могильнику требуется информация, и мне её выдают. Но я журналист. Пусть юлят. Как учили на факультете, если хочешь что-то узнать – сначала чётко сформулируй вопрос. Потом разбей его на составные и снова сформулируй. Потом подбери к ним безобидные с виду синонимы. И с них-то, с синонимов, и начинай интервью. И, спокойно отвечая на безобидное, объект рано или поздно расслабится и проговорится.

Решено.

Дело за малым – понять, что конкретно я хочу узнать. Кроме того, кто стоит за Гульнарой. И интуиция подсказывает, что у Марьяны уже есть на примете подозреваемый(-ая). Она явно ищет по своим каналам. На кону – жизнь и честь семьи, и сводная тётка роет, копает, проверяет… про себя. А может, даже знает. Но не торопится сообщать выводы. Наверно… правильно. Но я хочу быть в курсе. И я там буду.

Душка-бармен обновил свою порцию и взял вторую тарелку:

– Хватит с ума сходить. Садись есть.

Я послушно села. Пахло божественно, а мои утренние блины давным-давно «кончились». И вкусно было очень. Вовчик аж про своё рагу забыл, умильно наблюдая, как я с аппетитом поглощаю его стряпню.

– Добавки?

– Спасибо, очень вкусно! Но не влезет, – с сожалением отказалась я.

– Тогда кофе, – он снова вернулся к плите. И, задобренный, даже не обругал допотопную турку.

– Вов, а почему ты ресторан не откроешь? Так готовишь здорово, а бегаешь с подносами и омлетами.

– Денег надо много, – отозвался «муравей», вскрывая новую упаковку кофе. – А человеческие кредиты нам брать нельзя. Представляешь, приду я его закрывать через двадцать лет – ничуть не изменившись внешне… Да и отчаливать скоро. Нельзя нам больше десяти лет на одном месте. Мы же стареем позже людей. Сильно позже. Нельзя.

Он аккуратно помешал в турке кофе и задумчиво подытожил:

– Года через два уеду. Продам бар и… Может, и на маленькое кафе тогда хватит. А лет через десять – и на ресторан.

Телефон «заметил», что зарядился. Отключив его от розетки, я проверила сообщения, а потом, поддавшись внезапному порыву – шёпоту интуиции, не иначе, – сфотографировала рисунки. Однажды их чуть не отобрали, и кто знает… Затем фотографии перекочевали в ноутбук, а рисунки – в папку Гульнары. И лучше всего их оставить здесь, под присмотром Яги.

Пока душка-бармен занимался любимым делом, я ушла в комнату.