Век Просвещения

Поведение властей не переставало меня удивлять. Приступы, казалось бы, окончательного паралича вдруг перемежались пароксизмами взрывной и часто очень полезной деятельности. Сперва ничего не происходило. Наш последний консилиум привел к мерам самым косметическим, и спустя неделю, наблюдая неотвратимый рост числа больных, я одновременно отчаялся и смирился. Единственно, когда меня опросили об отношении к начавшимся по всему городу молебнам о спасении от мора, я ответил согласно с коллегами – отрицательно. Лишнее скопление людей, они неизбежно будут способствовать дальнейшему распространению заразы. Говорят, архиепископ согласился и разослал по приходам письма, рекомендовавшие воздержаться от таковых шествий. Последние же, на удивление, хоть и уменьшились в числе, но не прекратились – русские, что неслыханно, ослушались своего духовного начальства. Кто жил в этой стране, тот поймет невероятность такого события.

Еще более невероятными оказались последовавшие за этим усилия вице-губернатора. Ничего подобного нельзя было предположить – так хорошо скрывал этот высокий сановник таившуюся в нем жажду действий. Неожиданно он стремглав бросился выполнять все рекомендации консилиума, добавляя к предложенным нами мерам свои, на удивление весьма разумные. Послал городским промышленникам просьбу временно закрыть мануфактуры и распустить работников по домам, поскольку их скученность в фабричных цехах увеличивает возможность заражения. Отправил по всему городу полицейские наряды, чтобы закрыть подпольные ткацкие производства. Распорядился, теперь уже официально, разбить Москву на санитарные округа и усилить наблюдение, поскольку больных по-прежнему скрывали вплоть до самой смерти, отчего цепь исходящих от них миазмов никак не удавалось прервать.

То же происходило с вещами покойных: их сразу же растаскивали родственники или незнакомые, особенно, если вымирала вся семья. Я сам видел приказ господина Еропкина, долженствовавший противодействовать этому, там даже упоминалась какая-то компенсация за собственность, конфискуемую и уничтожаемую в силу борьбы с заразой. Заодно был издан еще один подробный циркуляр, напоминающий о том, как нужно хоронить умерших от чумы.

Увы, эти распоряжения либо запоздали, либо просто не исполнялись. И не от нежелания городских властей, а потому что не хватало людей, чтобы проследить за тем, чтобы об этих мерах узнали и, главное, чтобы в них поверили. Простонародью до сих пор никто ничего не растолковал, ему только приказывали. И я уже знал, что мне не верит ни один из моих пациентов или случайных собеседников, а в слободах, увидев полицейский наряд с доктором да приданными для перевозки трупов преступниками, все тут же запираются, бегут, прячутся, считая нас – и только нас – верными предвестниками смерти. Наши слуги тоже бежали прочь из города, думая, что за его пределами их что-нибудь или кто-нибудь спасет.

Я больше никого из них не видел. Если они и выжили, то в Москву не вернулись. Там остались только те, кто пережил мор. И бунт.

Если тебе удалось состариться в России, это значит, что ты пережил мор и бунт.

90. Божий гнев

Ох не к лучшему шли дела – и в слободе, и во всем городе, понимал это Еремей очень хорошо. Главного только не разумел: есть ли спасение, можно ли сделать что-нибудь, дабы уберечь Первопрестольную и народ ее, отодвинуть град великий от края глубокой пропасти? И никто ему ответа дать не способничал, к тому же и спросить было некого, кроме как отца Иннокентия, да и у него, похоже, слова кончились. Все больше слушал он Еремея, а сам молчал, только говорил: «Господь с тобой!» – и благословлял на прощание.

Стал Еремей размышлять, чтоб головой не тронуться, и получалось по некоторому раздумью, что должны быть такие средства: они ведь с доктором, когда постарались, вытянули-таки того парня в карантине. Значит, доктор сообщил начальству. Получается, ведают о том и сенат, и сам губернатор. Так почему ж нет до сих пор приказа всем ледяные купанья устраивать?

Тут обрывал себя Еремей – какие-такие ледяные купания, для них столько людей потребно, и держать, и воду таскать, да и согласятся ли мучиться, небось, кричать начнут, чтобы избавили, дали умереть по-христиански. Ведь народ-то и меньших страданий не желает, властей вовсе не слушает, для самых простых и понятных слов уши запечатал и глаза от очевидности закрыл, как у пророка Исайи сказано.

Не верят, что зараза от мертвых живым передаваться может, а сами от одного больного целыми домами вымирают, имущество чумное прячут и через это в три дни тоже скопом валятся. И заради других, ближних своих, не несут крест. Говорят им: в карантин идите, коли кого в доме свалила немочь черная – ан нет, хоронятся по углам да задворкам и опять же всех вокруг себя лихоманкой обносят. А ведь слушали бы приказы, поступали, как велено – может, и удалось…