Вельяминовы. За горизонт. Книга 3

– В Москве хорошее снабжение, мистер Джеймс. Я квалифицированный рабочий, – он показал шотландцу ладони, – у меня неплохая зарплата, а трачу я мало… – сберкнижку, как иностранец, Генрих завести не мог. Вместо этого он завел дешевый чемоданчик:

– Неделю на Казанском вокзале, неделю на Ленинградском… – в камерах хранения не требовали документы, акцент Генриха был прибалтийским, – правильно мама и бабушка меня учили. Надо всегда иметь свободные деньги, на случай побега… – для побега требовался и советский паспорт, но здесь Генрих надеялся на помощь посольства. В чемоданчике хранились наличные.

Слушая трансляцию второго тайма, он рассматривал опустевшую улицу. Ветер мотал золотые деревья, гонял по серому асфальту палую листву:

– Все парни на стадионе или у репродукторов в стекляшках, – понял Генрих, – а девчонки этажом ниже штопают, шьют или делают домашние задания… – многие рабочие учились заочно или по вечерам. Воскресный вечер вообще всегда был тихим. Генриха тоже ждало десять страниц русской грамматики. Стоя над раковиной со щеткой, он шептал:

– Я верю, ты веришь, он верит, мы верим, вы верите, они верят… – дальше в учебнике шло что-то про коммунизм.

Генриху отчаянно хотелось сходить в церковь. Михаэлькирхе, старейший лютеранский храм Москвы, основанный во времена Ивана Грозного пленниками с Ливонской войны, снесли. В кафедральном лютеранском соборе святых Петра и Павла сидела студия диафильмов. В англиканской церкви устроили зал звукозаписи «Мелодии»:

– Но даже к католикам нельзя заглядывать, – тяжело вздохнул юноша, – поляки из нашей делегации, наверняка, будут отираться на мессе, изображать туристов, входить в доверие к прихожанам… – мистер Мэдисон запретил ему появляться в церквях:

– Не ищите никаких подпольных сборищ, – строго сказал шотландец, – не рискуйте собой, здесь не Берлин… – Генрих немного покраснел. Он все равно был уверен, что христиане в СССР не оставили Библии:

– Но все происходит за закрытыми дверями, как у сестры Каритас. В Москве мне таких людей найти негде… – сестра развела руками:

– Милый мой, я сама стою почти на последнем форпосте веры, – она махнула на восток, – в Польше люди еще борются, а в СССР Молох… – так сестра называла коммунистов, – пожрал и католиков и лютеран… – Генрих вытер посуду:

– Не пожрал. Шмуэль учит русский язык, он приедет сюда. И я вернусь, пастором, помогать здешним верующим. Я их найду, обещаю. СССР не Молох, а колосс на глиняных ногах, как выражается мама… – по словам мистера Мэдисона, с матерью и вообще с семьей было все в порядке:

– Но долго он говорить не мог, нам надо было расходиться… – трибуны в приемнике взорвались криками. Генрих прослушал, кто забил гол:

– Ладно, ребята все расскажут, – он отхлебнул остывшего кофе, – или спортсмен-динамовец, освобожденный комсомольский секретарь, товарищ Матвеев, поделится сведениями о результате матча. Товарищ Матвеев… – Генрих вспомнил красивый очерк лица на эскизе, – Паук, кузен мамы, племянник бабушки. Внук Горского, моя близкая родня… – он увидел холодные, серые глаза товарища Матвеева:

– Ерунда, – разозлился Генрих, – он мерзавец, как и остальные комитетчики. Плевать он хотел на семью. Если он получит соответствующий приказ, он лично пустит мне пулю в затылок. Надо как-то щелкнуть его и передать фото мистеру Мэдисону. Хотя товарищ Матвеев не дурак, он избегает фотографий. Ладно, товарищ Рабе, пока делай, что должно и будь, что будет…

Выключив радио, Генрих пошел заниматься.

Мягкий свет лампы под зеленым абажуром, падал на громоздкую, отливающую черным лаком, пишущую машинку. В кабинете старшего лейтенанта Гурвича машинок стояло две. Саша с тоской посмотрел на новинку из США, электрическую машинку IBM Selectric. Устройство вышло на рынок летом, к осени модель доставили в Москву. Саше сейчас эта машинка была ни к чему. Докладная записка уходила наверх, Шелепину и Семичастному:

– Они по-английски не читают, – усмехнулся Саша, – а для поляков мои предложения переведут… – Саша не сомневался, что польские товарищи поддержат его инициативу. Он понимал, что ему еще придется встретиться с пани Данутой:

– Она здесь целый год собирается болтаться, – недовольно подумал Саша, – я вообще-то, тоже учусь в Высшей Разведывательной Школе… – у него, впрочем, было индивидуальное расписание. Саша не ожидал, что до зимы появится на занятиях. Впереди было две большие операции, в Новосибирске и Москве. Он бросил взгляд на стену кабинета, где красовалась афиша выступлений маэстро Авербаха. Саша вспомнил дерзкий голос младшей Куколки:

– Дайте мне спеть гимн Израиля, тогда он обратит на меня внимание… – на полях черновика он аккуратно написал, тонко отточенным карандашом:

– Сионистские демарши в местах гастролей должны пресекаться… – Саша ожидал, что концерты израильтянина, пусть и с двойным гражданством, заставят полезть из щелей всякую шваль, как о них презрительно отзывался юноша: