Величайшее благо

— Благодарю, дорогой, мне как раз достаточно.

Он с сожалением отставил тарелку.

— Тогда возвращайтесь к гостям. Мы как раз собираемся играть в баккара. Все будут играть. У нас как минимум два стола. Давайте же! Мы не позволим вам остаться в одиночестве.

Слово «баккара» пробудило у Якимова воспоминания о неизбывной скуке в казино, куда его вечно таскала Долли.

— Не беспокойтесь, дорогой мой, мне и так хорошо, — ответил он, приглядываясь к пирожкам, которые лежали на подогреваемой тарелке. Не в силах устоять, он схватил один пирожок и сунул его в рот — на язык ему хлынула раскаленная лава из грибов в сырном соусе. Из глаз его потекли слезы.

Смех Хаджимоскоса напоминал шипение. Он ощерился, обнажив свои мелкие, белые, неубедительные зубы. На секунду он сделался похож на маленькую злобную пуму, но тут же продолжил свои уговоры:

— Княгиня без ума от этой игры. Она не простит мне, если я вас не приведу.

— Я же говорил вам, дорогой, у вашего бедного Яки нет ни единого лея. Пока не пришло содержание, я пуст.

— Здесь кто угодно даст вам денег в долг, — сказал Хаджимоскос.

— Да и правил я не знаю.

— Это дело нескольких секунд.

Якимов со вздохом бросил прощальный взгляд на буфет и впервые заметил, что над ним висит портрет какого-то старого боярина — видимо, представителя славной семьи Теодореску. На нем был гигантский меховой тюрбан, вышитая туника и меховая же мантия. Белые изящные руки покоились на расшитом кушаке, а большим пальцем вельможа придерживал рукоятку богато инкрустированного камнями кинжала.

Якимов был поражен — не всеми этими атрибутами богатства, но лицом вельможи: длинным, мертвенно-бледным, с редкой бородкой и злобным взглядом из-под тяжелых век.

Он позволил увести себя обратно.

Над двумя овальными столами включили свет. Слуга тасовал карты. За одним из столов собралось около дюжины человек, и еще несколько стояли за стульями. Никто не спешил присоединяться к игре. Княгиня и рыжий Фокси Леверетт по-прежнему пребывали в объятиях софы. Другие парочки разлеглись по темным углам. Барон, всё так же ухмыляясь, стоял неподалеку от стола, но на таком расстоянии, что было ясно: играть он не собирается.

Хаджимоскос еще раз сходил к княгине и вернулся с пачкой бумаг. У хозяйки болит голова, объявил он, поэтому он будет банкиром. Размер банка составлял двести тысяч леев. Он улыбнулся Якимову:

— Видите, mon cheri, мы тут играем по-маленькому. Много не проиграете. Сколько вам дать фишек?

Якимов вдруг вспомнил, что крупье получает пять процентов от банка, и сделал последнюю попытку сбежать:

— Вам же нужен будет крупье, дорогой мой, может быть, бедный старый Яки…

— Я буду крупье, — ответил Хаджимоскос. — Это традиция. Ну что, сколько фишек?

— Давайте на пару тысяч, — сказал Якимов, смиряясь со своей участью.

Хаджимоскос рассмеялся.

— Каждая стоит пять тысяч! На меньшие суммы мы не играем.

Якимов взял пять фишек и написал расписку на двадцать пять тысяч леев. Хаджимоскос занял свое место за декой и принял самый серьезный и деловой вид. Поначалу игра шла именно так, как Якимов и предполагал: банк уверенно рос, игрок справа иногда выигрывал. Якимов, который сидел слева, то и дело передавал право сыграть своему соседу. Несмотря на это, за десять минут он проиграл двадцать тысяч. Он уже смирился с тем, что сейчас всё проиграет, но на последней фишке ему выпали семерка и двойка. В следующем раунде они по указанию Хаджимоскоса открыли карты, и игрок справа показал короля и даму, а Якимов — шестерку и двойку. Когда в следующей руке у него обнаружились девятка и десятка, зрители начали на него ставить, и он приободрился. Ему даже в баккара удается выигрывать! Раньше такого никогда не было. Свой выигрыш он употребил на то, чтобы повысить ставки.

По мере того как стопка фишек рядом с Якимовым росла, манеры Хаджимоскоса становились всё холоднее и резче. Он стремительно раздавал карты и с неодобрительным видом пододвигал к Якимову его выигрыши. Его лицо, обыкновенно круглое, словно личико японской куклы, становилось всё длиннее и худее, пока не стало напоминать лицо вельможи с портрета. Вдруг он подхватил деку с колодами и ударил ей об стол, после чего безо всяких признаков его обычного лепета объявил, что банк сорван.

— Мне надо поговорить с княгиней, — сказал он и убежал, после чего вернулся с известием, что княгиня отказывается пополнять банк.

— Mon cher Baron, умоляю вас, — обратился он к барону.

— Вы же знаете, что я никогда не даю взаймы, — ответил барон, сверкнув зубами.

Неудивительно, подумал Якимов, что он complètement не в фаворе.

Хаджимоскос отправился упрашивать других, пока Якимов, сидя за столом с грудой фишек, мечтал только обменять их на деньги и уйти. Надежды на это было мало, поэтому он продолжал сидеть. К нему украдкой подошел морщинистый человечек, у которого так тряслись руки, что он с трудом держал карты.

— Cher Prince, вы меня наверняка помните, я Игнатус Хорват, мы виделись в Английском баре. Я хотел узнать… — Сухонькая ручка Игнатуса, напоминавшая ветку дерева, поползла к фишкам Якимова. — Небольшой заем. Всего тысяч десять…