Великая английская революция в портретах ее деятелей

Прежде всего обращает на себя внимание, что термин «собственность» Уинстенли применяет только для обозначения частной собственности, т. е. права, согласно которому кормилица-земля разделена на «мое» и «твое». Возникновение этой собственности — проклятия рода человеческого — критической момент не только в его истории, но и в истории всего творения в целом. В начале времен в человеке царил «дух справедливости» и любви к ближнему, благодаря чему миром и гармонией было наполнено все живое на Земле. Однако с тех пор, как человек отпал от творца и стал искать удовольствие во внешних вещах, верх в нем одержала его низменная природа — «воображение плоти» — и ее атрибуты — гордыня и зависть, ненасытная жадность и жестокость, себялюбие и обман. Он начал скапливать в своих руках земли, деньги, титулы, власть, став зачинателем частного интереса в противовес интересу общему, купли и продажи земли — одним словом, порядка, при котором «это мое» превратило одну часть человечества в господ, властвующих над другой его частью. Посредством законов, защищающих эту частную собственность, ее обладатели лишали доступа к земле своих ближних, вынуждая их трудиться за небольшую плату на земле, которую те считали «своей». Установившаяся среди людей тирания собственников внесла порчу во все творения. И так же как человек отпал от «царя справедливости», творение отпало от человека и сделалось ему враждебным. И точно так же, как человек повел себя по отношению к себе подобному, звери повели себя по отношению к нему: чтобы сохранить себя, один пожирает другого. «Пускай все говорят что угодно, но до тех пор, пока правителями являются те, кто называет землю своей, отстаивая эту частную собственность моего и твоего, простые люди никогда не будут свободными

…» — заключал Уинстенли.

Не правда ли, насколько глубже постигал Уинстенли суть понятия «свобода» в сравнении с Лильберном? Поистине истолкование этой категории с позиции плебса позволяло добраться до основания, сути вещей, скрывавшейся от взоров мелких самостоятельных производителей, от имени которых отстаивал свободу Лильберн.

Для Уинстенли в отличие от Лильберна сохранение системы лендлордизма исключало возможность достижения свободы.

Ныне человечество, продолжал он, под властью «проклятия». Между тем живущие по закону «царя тьмы» считают справедливым именно порядок, при котором богатые люди, «независимо от того, каким путем они свое богатство накопили — праведным или неправедным, являются правителями, господствуя над бедными, а бедные должны быть слугами, более того — рабами богатых».

Однако те, кто судит о вещах в духе Справедливости и Разума, сознают, что все люди созданы для того, чтобы жить свободными, а не для того, чтобы один был рабом другого и нищим. Торжествующая несправедливость порождает смуты. «Не считайте поэтому странным, наблюдая войны и… видя народные волнения, поднимающиеся повсюду, словно наводнения… видя королей, идущих войной против собственных подданных, видя богатых людей и джентри, в высшей степени враждебных бедным, угнетая их и топча их, подобно мусору на улице». «В чем причина всего этого? — спрашивает Уинстенли и отвечает: — В том, что плотский человек должен умереть, день его (Страшного) суда настал, он должен уступить правление на земле своему соседу — более справедливому, чем он… Бедный да унаследует землю». Разум требует, чтобы каждый жил на земле в довольстве, ибо она является общим источником средств существования для всех. Само выражение «мое» и «твое» должно исчезнуть, ибо «все должны жить как братья, поступая по отношению к другому так же, как сами желают, чтобы другие поступали по отношению к ним».

Итак, положение «земля — общая сокровищница всех детей божьих» выступает в социальной философии Уинстенли отправным и конечным аргументом, при помощи которого он, во-первых, обосновывает коммунистический идеал общества будущего и, во-вторых, намечает конкретную программу решения проблемы пауперизма в стране, причем не в далеком будущем, а немедленно. Если реализацию первого Уинстенли ставил в зависимость от распространения «света истины», уже воссиявшего в сердцах бедных, на весь род человеческий — процесса спонтанного и медленного, то за проведение в жизнь второго он вступил в борьбу не только словом, но и делом. Он отлагательств больше не терпит.