Великая английская революция в портретах ее деятелей

Тем самым он отчетливо поставил движение диггеров в связь с многовековой борьбой английского крестьянства за свободное от власти лендлордов землепользование. Следовательно, смысл движения диггеров он сам истолковал как борьбу за аграрный переворот в пользу тех, кто трудится на земле. Наконец, то, что Республика 1649 года выступила на стороне лендлордов против диггеров, Уинстенли расценил как предательство дела, во имя которого общины Англии вели гражданские войны против короля и его приверженцев. И он предупреждал, что, выступив против диггеров, Республика бросилась в объятия своих заклятых врагов — роялистов

. «Мы знаем, — писал он, — что Англия не может быть свободной республикой, если только бедные общины не получат свободного доступа и пользования землей». Ибо, хотя монархия объявлена несуществующей, уничтожение королевской власти невозможно до тех пор, пока она оставлена в руках манориальных лордов. Это было по сути самое серьезное предупреждение Республике о грозящей ей опасности — оттолкнув от себя бедные общины, она лишается оплота, и ее падение станет неминуемым: «Англия, берегись, ты в опасности оказаться под нормандской властью в еще большей мере (чем прежде), хотя ты и свергла короля… хотя парламент и уничтожил монархию… тем не менее… армия Завоевателя начала снова поднимать голову». Сохранение власти лендлордов предсказывает неминуемое падение этой Республики.

И тем не менее Уинстенли в отличие от Лильберна, понимая не хуже его всю меру антинародной политики Республики, не колебался в вопросе, с кем ему по пути: с монархией или с Республикой? Недавно обнаруженный неизвестный памфлет Уинстенли [161] «Английский дух… раскрытый, или Побуждение взять на себя обязательство» если и расширил в чем-то наши представления об Уинстенли как о мыслителе-революционере, то только постольку, поскольку это относится к его политическим воззрениям. Хотя точная датировка этого памфлета оказалась невозможной (вероятнее всего он был опубликован ранней весной 1650 г.), Уинстенли в нем выступает на стороне существующей Республики, рассматривая республиканский режим как единственную оставшуюся еще надежду на улучшение положения народных низов.

Призывая поддержать «новое обязательство» (своего рода присягу на верность Республике), Уинстенли отдавал себе отчет в том, что сохранение республиканского правления является предпосылкой хотя бы самой возможности устно и печатно привлекать внимание властей к положению бедных, не говоря уже об ожидании мер, направленных на его улучшение. Правда, в последовавшем затем памфлете «Огонь в буше» [162]

(1650 г.), опубликованном, по-видимому, вскоре после трагического исхода социального эксперимента на холме Св. Георгия, Уинстенли бескомпромиссно изобличает Республику в предательстве, достигая, казалось бы, вершины в публичной критике новых распорядителей жизни в стране.

«Вы, угнетающие власти, полагающие, что на вас почило божье благословение, так как вы заняли кресла в правительстве, из которых изгнаны прежние тираны… вы, претендовавшие на то, чтобы быть спасителями народа… оказались лишь служителями своей собственной корысти… не обращая внимания на стоны бедных, воистину вы неминуемо испытаете в свою очередь падение (Overturning)».

В более широком плане Уинстенли предсказывал неминуемое уничтожение всех своекорыстных правительств на Земле.

Тем не менее в последнем своем памфлете — «Закон свободы», создание которого относится к осени 1651 г., Уинстенли поместил посвящение Кромвелю, остававшемуся его надеждой.

Итак, эпопея нескольких десятков диггеров завершилась. «Локальный эпизод», как воспринимали ее современники, в действительности был начинанием непреходящего исторического смысла и значения — такой она предстает в видении их далеких потомков. Долгие месяцы непрерывных преследований и физического террора со стороны соседних манориальных лордов, поощряемых лондонскими властями, сделали свое дело — диггеры были подавлены и рассеяны.

Что ждало впереди их предводителя, идеолога и вдохновителя Уинстенли? Иносказательно он сам ответит на этот волнующий нас вопрос: «Теперь мое здоровье [подорвано] и имущество пришло в упадок. Я состарился и должен либо просить милостыню, либо трудиться за поденную плату на другого, в то время как земля является в такой же мере моим наследством и прирожденным правом, как и того, на которого я вынужден работать. И если я не могу жить на заработанное моими слабыми силами и присвою необходимое, он повесит меня, как вора».