Вообще, прием пищи играл и важную социальную и социально-знаковую роль. Если в эпоху Старого порядка каждый социальный слой потреблял определенный сорт хлеба и народные массы питались черным и серым, а высшие слои – белым, то теперь армия постоянно давала солдату, вчерашнему крестьянину или подмастерью, белый хлеб (как мы уже упоминали, так называемый «суповой хлеб»). Сам прием пищи, осуществлявшийся в идеале регулярно, являлся символом порядка и заботы власти о своем солдате. Обычно 5–8 человек ели из одного котелка, черпая из него попеременно своими ложками, и эта маленькая группа, капральство, или, как ее еще называли, «котелок», была своего рода первичной социальной ячейкой армейского организма. Индивидуальная посуда (тарелки или миски) была только у гвардейцев, выделяя их из общей армейской массы[826]
.Когда солдат уходил в поход, он должен был получать ежедневный пищевой рацион, тоже определенный военным законодательством[827]
. Стандартный рацион солдата включал в себя: 550 г хлеба (на 3/4 пшеничного, на 1/4 ржаного; обычно такой «походный» хлеб выпекался круглой формы, чтобы его удобнее было носить), 30 г риса, 60 г сухих овощей, 240 г рыбы, 200 г соленого мяса, 16 г соли, 1/4 литра вина, 1/16 литра коньяка, 1/12 литра уксуса. Лейтенанты получали 1,5 рациона, полковники – 3, маршалы – 24[828]. Энергетическая ценность такого рациона была (без учета спиртного) примерно 8 тыс. ккал, и этого было более чем достаточно для взрослого человека, занятого тяжелым физическим трудом. При этом, так как сухари были чрезвычайно непопулярны у французов (в то время как немцы их неохотно, но ели), командование особое внимание традиционно уделяло сооружению полевых печей для хлебопечения. Небольшая команда, состоявшая из четырех мастеров и четырех помощников, могла соорудить стандартную армейскую печь за 12–14 часов. После двух часов просушки в ней можно было печь. Если запасы топлива были достаточны, то 40 таких печей могли произвести в день хлеба для 100 тыс. человек. Однако условия русской кампании не позволяли организовать постоянную централизованную выпечку хлеба. Поэтому многие солдаты пытались печь сами. Не имея к этому навыков и осуществляя хлебопечение в крестьянских домах, они зачастую устраивали пожары[829].Немаловажной проблемой стал также помол зерна. Предполагая, с какими трудностями в этом плане столкнется армия, Наполеон приказал организовать производство и раздачу небольших ручных мельниц, с помощью которых можно было намолоть 30–40 фунтов муки в час. Они не только отличались несовершенством, но и раздача их была произведена поздно, в основном уже перед отступлением, когда молоть, собственно говоря, было нечего. Поэтому солдаты мололи зерно нередко между камней, а то и попросту бросали немолотое зерно в суп.
Растянутость коммуникаций и серьезное расстройство администрации заставили Наполеона еще задолго до Бородинского сражения начать уменьшение официально установленных рационов. 9 июля в Вильно, планируя дальнейший бросок вперед за ускользавшей русской армией, он распорядился установить следующий рацион: 330 г хлеба, 60 г риса, 450 г мяса; о других продуктах не было сказано ничего. Причем сухари император приказал попридержать до «двух последних дней пути», когда рацион должен был составить 270 г сухарей, 60 г риса и 450 г мяса[830]
.Но каково было реальное положение дел? Еще до начала кампании обеспечение продовольствием выглядело крайне тревожным. Особенно туго приходилось французским союзникам, магазины для которых при вступлении в Польшу оказались закрыты. Поэтому союзным контингентам не оставалось ничего другого, как скорейшим образом осваивать французскую систему грабежа местного населения. Перед началом движения к Неману командование приказало создать для каждой части продовольственный резерв. К примеру, 30 мая Ней распорядился собрать до 2 июня 800 голов скота для вюртембергского корпуса, при этом «сохраняя строгую дисциплину»[831]
. Несмотря на последние слова приказа о дисциплине, все это выглядело в разоренной местности как прямое поощрение к грабежу. Даже за хорошие деньги купить что-либо из съестного было тяжело[832].И все же к началу кампании ситуацию с продовольствием вряд ли можно было назвать катастрофической. Солдаты боевых частей вполне сносно питались. В корпусе Даву, например, дабы не быть в зависимости от перебоев централизованного обеспечения, была предусмотрена автономность существования солдата в течение 15 дней! В ранце каждого пехотинца 1-го корпуса было 4 больших сухаря, около 5 кг муки в холщовом мешке, в сумке через плечо – два хлеба по 1,5 кг каждый[833]
.