И тем не менее, русская историография предпочла вопросу, составляющему, по-видимому, сердцевину проблемы исхода Бородинского сражения, большого внимания не уделять. Из «официальных» историков, пожалуй, только Бутурлин отважился заявить, что бросок гвардии довершил бы разгром русских[1945]
. Среди же «полузабытых» русских авторов, чьи работы не были санкционированы властью для массового тиражирования, смелостью постановки вопроса о роли поведения Наполеона в Бородинском сражении явно выделялась статья А. Н. Витмера, опубликованная в 1912 г. Витмер заявил, что ряд решений Наполеона 7 сентября просто невозможно объяснить рационально. Во-первых, нельзя рационально объяснить причину того, почему Наполеон, почти разгромив русский левый фланг, неожиданно перенес направление решающей атаки на Курганную батарею, которая могла пасть сама собой. Во-вторых, нельзя объяснить причину столь же неожиданного отказа использовать все войска для решительного удара в конце сражения. Витмер предложил два объяснения этим обстоятельствам: Наполеон должен был действовать «не только как генерал, но и как император, боясь потерять уже приобретенное», а также то, что «состояние здоровья императора не только могло повлиять, но несомненно и повлияло на ход и исход Бородинского боя…»[1946] После статьи Витмера вопрос об оценке действий Наполеона 7 сентября 1812 г. в отечественной историографии реально не поднимался вплоть до 1999 г., когда вышла работа О. В. Соколова «Армия Наполеона»[1947]. Позже к этой теме обращались не раз и мы[1948].Выше мы уже останавливались на военно-технических, стратегических и даже политических обстоятельствах, в рамках которых Наполеон вынужден был принимать решения накануне Бородинского сражения, а также на обстоятельствах, связанных с его душевным и физическим состоянием. Нам осталось, таким образом, только проследить поведение Наполеона и понять характер его решений в день главной фазы Бородинской битвы 7 сентября.
Все утро 7 сентября Наполеон неизменно находился в одном пункте, недалеко от Шевардинского редута. Рядом с ним постоянно был Бертье. Другие чины – А. Коленкур, Дюрок, Дюма, командиры корпусов – появлялись рядом с императором только на время, либо отъезжая с поручениями, либо отходя к блестящей группе генералов и офицеров, находившейся в двух десятках метров позади Наполеона. Рядом, выстроившись в своеобразную очередь и держа коней наготове, стояли ординарцы и офицеры для поручений. Передав какой-либо приказ, они возвращались и становились в конец очереди. Одним из тех, кто в тот день «стоял в очереди» возле ставки Наполеона, был ординарец генерала Дюронеля сублейтенант 2-го карабинерного полка А.-О.-А. Майи-Нель, описавший это в своем дневнике: «…Император разместился в 50 шагах впереди редута перед лицом врага… Прошла едва четверть часа, как мы находились на этой позиции в ожидании приказов генерала Дюронеля, когда генерал Бельяр взял меня за руку и поставил в ряд с Дориа, из 1-го полка, и с офицерами других родов войск…» Когда дошла очередь до Майи-Неля и он представился, его отправили к генералу Монбрёну с приказом императора «взять деревню слева бригадой легкой кавалерии»[1949]
.В стороне от блестящей свиты стояли, тщетно ожидая команды, четыре дежурных эскадрона гвардейской кавалерии, готовые сопровождать императора, если бы тот решил куда-либо направиться. Далее – являясь как бы фоном и располагаясь амфитеатром – были выстроены солдаты императорской гвардии. По центру – 3-я пехотная дивизия Кюриаля из двух егерских и трех гренадерских полков, среди которых выделялся своей белой формой 3-й (голландский) полк гренадеров (майор 85-го линейного Ле Руа даже подумал, что это «вестфальская гвардия»). С правого фланга от солдат Кюриаля, выдвинувшись немного вперед, стояла 2-я пехотная дивизия Роге, состоявшая из четырех полков. Слева от Кюриаля – часть гвардейской артиллерии и блестящие эскадроны гвардейской кавалерии. Перед кавалерией стояли поляки дивизии Клапареда (бывшего Легиона Вислы). Полковые оркестры разыгрывали военные марши, поднимая боевой дух. Вся гвардия была в парадной форме, одетая скорее «на парад, чем на битву», а генералы, казалось, были не на поле боя, а в Тюильри. Сам Наполеон резко выделялся на фоне этого яркого театрализированного блеска. Как обычно во время похода, он был в зеленом мундире гвардейских конных егерей, сверху которого был серый редингот, а на голове – черная двуугольная шляпа низкой формы.
Место, выбранное Наполеоном для командного пункта, было, пожалуй, наилучшим. Правда, в литературе сложилось, вероятно с легкой руки Тьера, обратное мнение. Оно сводится к тому, что, находясь все время вдалеке от поля боя, Наполеон не смог вовремя уловить решающий момент и выпустил победу из рук[1950]
. Да и по Сегюру, битва перестала быть видна Наполеону с того момента, когда она передвинулась за Багратионовы «флеши»[1951].