Великая грешница или Черница поневоле

Необузданная ярость охватила Демшу. Похоронив жену, он схватил топор и кинулся в лес, надеясь столкнуться с разбойной ватагой. Но ватагу как ветром сдуло…

Г л а в а 3

НЕЖДАННЫЙ ПРИЕЗД

Мужик отмолчался, но дьяк повторил свой вопрос:

- И все-таки, как ты сюда угодил, мил человек?

- Мох понадобился. Пошел на клюквенное болото. Пальбу и гам услышал, вот и выскочил на дорогу.

Афанасий Иванович, сам роста немалого, но когда встал супротив мужика, оказался на голову ниже.

- И с чего бы вдруг за господ заступился? Да еще на целую орду выскочил.

- С лихими у меня, барин, свои счеты.

- Бывает, - неопределенно хмыкнул Афанасий Иванович, продолжая пытливо посматривать на мужика.

- Чьих будешь, мил человек?

- Княгини Пожарской. На починке ее обретаюсь.

Лицо дьяка оживилось.

- Да нам тебя сам Господь послал. Как кличут?

- Демшей.

- Не проводишь нас до имения княгини Пожарской?

- Дела у меня, барин.

- А мы тебя долго не задержим, Демша. Получишь награду - и на свой починок. Вон и конь для тебя имеется.

С той поры как умерла Варька, Демша в Мугрееве не показывался. Надо бы приказчика Худяка упредить.

- Добро, барин.

* * *

Не гадала, не ведала Мария Федоровна, что ее когда-нибудь навестит Афанасий Иванович Власьев. Влиятельный человек, ближний царев дьяк, кой в самой Боярской думе заседает, и кой когда-то помог ей получить во владение Мещевское и Серпийское поместья, что за рекой Угрой. Думный дьяк жил неподалеку от хором Пожарских, на Сретенке, и знавался с покойным супругом.

Встретила княгиня Афанасия Власьева с особым почетом, ибо не бедствовала. На ее обширном дворе: поваренная изба, житница, сушила, погреба, ледники, клети, подклети, сенницы, конюшня, баня-мыленка. Всяких запасов было вдоволь: на железных крюках в сараях - мясо, солонина, языки, на погребцах - сыры, яйца, меды, квасы, настойки вишневые, смородинные и брусничные…

Столы ломились от яств и питий, но дьяк на вино и снедь особо не налегал. Пригубит серебряную чарочку, закусит хрустящим боровым рыжиком на конопляном масле и затем надолго не прикасается к следующей чарке, ведя неторопкий разговор о детях Марии Федоровны. Та, также неторопко, обстоятельно рассказывала, как она с малых лет пестовала своих чад, и с каким рвением приучала их к наукам, хотя в голове ее крутился назойливый вопрос: зачем все это надо знать Афанасию Ивановичу?

- Радение твое к чадам, княгиня Мария Федоровна, Бог не забудет. Зрел как-то твоего сына Дмитрия. Зело в грамоте преуспел. Никак и Василий многое постиг?

- Я старалась вложить в сына не только Псалтырь и Часослов, - с достоинством ответила Мария Федоровна.

- А нельзя ли мне глянуть на Василия? Я ведь его всего единожды видел, когда тот еще в мальцах пребывал.

Княгиня звякнула в серебряный колокольчик. Вошедшему в покои слуге приказала:

- Позови княжича Василия.

Афанасий Иваныч головой крутанул.

- В доброго отрока вымахал. Скоро, никак, на государеву службу?

- Вестимо, господин. В новолетье и отправлюсь, - бойко ответил Василий.

- А скажи мне, отрок, что означает «Четьи Минеи?»

- Божественные книги, в коих ведется сказ о житиях святых.

- А в каком порядке, отрок?

- В порядке поминания их в церковном месяцеслове.

- А давно ли составлено собрание «Житий святых?»

- При великом князе Василии Третьем.

- Похвально, зело похвально, юнота.

А раскрасневшийся отрок, глянув на довольное лицо матери, продолжал удивлять:

- Чел я и книгу древнего грека Аристотеля.

- Кто такой? Не ведаю, - прикинулся Афанасий Иванович.

- Был двадцать лет учеником Платона, затем стал наставником знаменитого полководца Александра Македонского.

- Ай да отрок!

Афанасий Иванович вышел из кресла и обнял Василия за плечи.

- Разумник. Уж, не в прадеда ли Ивана Берсеня пошел? Дай тебе Бог прослыть большим книгочеем, дабы ведать не только русские, но и зарубежные литературные творения. Постигай мир, княжич Василий!

Отпустив отрока, Афанасий Иванович вновь пригубил чарку, вытер шершавые губы льняным рушником и залюбовался его искусной вышивкой.

- Златошвейка травами расписывала?

- Сама, Афанасий Иванович. Я ведь с малых лет сим издельем увлеклась.

- Занятно, занятно… Не покажешь ли свои вышивки, княгиня?

Мария Федоровна посмотрела на царева дьяка вопрошающими глазами.

- Какая надобность, Афанасий Иванович? Стоит ли на пустяки дела свои отрывать?

Княгиня в толк не могла взять: с чего бы это вдруг пожаловал в имение ближний человек царя Бориса Годунова? Проездом в какой-то город? Но о том он и словом не обмолвился. И с какой стати он к женскому рукоделию проявил интерес?

- Да уж не откажи, матушка княгиня. Душа радуется, когда на златое шитье любуюсь.

- Изволь, Афанасий Иванович.

Показала Мария Федоровна златом и серебром расшитые рушники, браные скатерти, головные убрусы, полавочники…

Афанасий Иванович смотрел, восхищался и все приговаривал:

- Лепота, сущая лепота, княгиня.

Обратил внимание царев дьяк и на убранство хором. Все было чисто, урядливо. Чувствовалась рачительная рука хозяйки.