Великая и священная война, или как Первая мировая война изменила все религии

Ипр также стал свидетелем первого использования военных технологий, которые с самого начала были очень страшны и фактически служили оружием террора. Одним из них был ядовитый газ. С конца 1914 г. воюющие державы экспериментировали с различными видами химического оружия, в том числе со слезоточивым газом, но в апреле 1915 г. во второй битве на Ипре немцы атаковали хлором. Союзники вскоре организовались и ответили им тем же, как это произошло в сентябре возле Лооса. К 1917 г. обе стороны уже использовали более смертоносный газ — горчичный. Газовое оружие превратило войну в кошмар[54]

.

В каком-то смысле все войны включают в себя один и тот же список ужасов, но то, что принес этот конфликт, не имеет себе равного по масштабам. Из бесчисленных воспоминаний мы можем привести только Гарри Патча, последнего английского ветерана этой войны. Естественно, он был наиболее пострадавшим в результате бойни, в которой все мужчины вокруг него жестоко умерли: «Я не видел их смерть от пулевого отверстия на их одежде. Они все были разорваны на куски». По словам одного французского иезуита, служившего сержантом под Верденом, «умереть от пули — самое лучшее, что можно было пожелать, но части нашего существа остаются нетронутыми ими; видеть, как кто-то расчленен, растерзан — это выше человеческих способностей, и это вызывало страх, люди умирали в жестоких муках, разорванные на части массированными бомбардировками».

Британский ветеран Генри Аллингэм сравнил этот ужас с ночевкой в отверстии раковины: «Оторванные руки и ноги, мертвые крысы, мертвые все. Гнилая плоть. Человеческие кишки. Я не мог помыться три или четыре месяца подряд». Трупов животных тоже было предостаточно. Одни только британцы использовали в войне один миллион лошадей и мулов, и четверть из них погибла. Примерно такое же количество лошадей погибло и с немецкой стороны[55]

.

Патч подчеркивал свое давнее воспоминание о том, как солдаты пересиливали вонь от тошнотворной смеси разлагающихся трупов, фекалий, немытого тела и креозота, используемого для предотвращения инфекции. Единственным облегчением был запах табака, так как многие курили вездесущие сигареты, продолжающие свое завоевания планеты. Вонь на этой войне являлась преобладающей темой многих военных мемуаров, как это подмечено современными наблюдателями. Когда немцы двинулись на Запад в 1914 г., один американский корреспондент заметил: «Запах полумиллиона немытых мужчин стал вонью зверинца, возведенной в энную степень. Этот запах стоял несколько дней в каждом населенном пункте, через который прошли немцы». Описывая свои боевые позиции во Фландрии в 1915 г., германский офицер Рудольф Биндин отмечал: «Всё подавляет один своеобразный, кислый, тяжелый и всепроникающий запах трупов… мужчин, которые были убиты в октябре прошлого года и которые лежат наполовину в болоте, наполовину на поле, в желтых всходах свеклы… никто не против бледного англичанина, который сейчас гниет в нескольких шагах дальше… Таков итог битвы, прошедшей шесть месяцев назад». Наблюдатели под Верденом утверждали, что запах гниения был настолько силен, что даже газ во время боевых атак ничего с ним не мог сделать, хотя сладкий вкус газа был предпочтительней[56]

.

Еще хуже, чем запах, была нагрузка на барабанные перепонки из-за оглушительного шума битвы. В Пашендале единственное, с чем мог Патч сравнить артиллерийский огонь, это — «беспрестанные раскаты грома. У тебя перехватывает дыхание. Стоит невероятный шум. Ты не можешь услышать человека рядом с вами». Такие замечания являются настолько привычной частью мемуаров военного времени, что мы иногда не замечаем, насколько разрушительным может быть постоянный шквал шума, как физически, так и эмоционально. Многократное попадание под обстрел уменьшало волю сильных мужчин, приходивших в трепетное состояние — как на затонувших кораблях, когда ищешь любой способ сменить обстановку, даже рискуя быть обвиненным в дезертирстве и предстать перед расстрельной командой. После нескольких дней под непрекращающимся огнем бомбежек на фронте один немецкий солдат отметил: «Мучение и усталость, не говоря уже о нагрузке на нервы, были неописуемы». Он озвучил мнение миллионов[57].

В условиях войны, естественно, возмущало озверение ее участников, но надо все-таки быть справедливым и сказать об актах рыцарства и человечности, которые, безусловно, имели место. Ипр являлся фронтовым городом, но это нисколько не помешало британским и немецким солдатам отметить Рождественское перемирие 1914 г., выйти из своих окопов, брататься, пить и даже играть товарищеские игры в футбол. (Неофициально это стало очень распространенным на большой части фронта, и французские войска приняли в нем широкое участие.) Это стало одним из самых запоминающихся моментов Первой мировой войны, который часто изображается в фильмах, художественной литературе и популярных песнях. В этом также проявился оптимистический сигнал простых людей лидерам всех воюющих стран, не прекращающих эту войну[58].