Великая Мечта

Капитану безоговорочно верили. Дужки его очков перехватывала пониже затылка прочная резина. Капитан то мог постричься наголо, то отпускал бороду. Это был воин от Бога. Пистолет Макарова в его ладони выглядел игрушкой. Бедра капитана вдвое превышали по объему голову всякого рядового солдата, а коричневые прямоугольные кулаки маячили исключительно красноречиво. Вдобавок капитан не только не курил, но и бесконечно остроумно высмеивал курильщиков, а сам, заступая на дежурство по части, любил ночью выйти из казармы на свежий воздух и проделать получасовой комплекс дыхательных упражнений...

Жаль, кулаки мои не столь кирпично-несокрушимы, как у того симпатяги-капитана, и весом я не вышел. Но двоих – любых – положу. А пойдут на жену – положу всех. Кулаками, ногами, головой, кухонным ножом, топором, пивной кружкой, стулом, рожком для обуви, шнуром от кофемолки – положу любого и всякого...

Еще одно страшное, невыносимое переживание ждало меня дома – когда вошел, и ко мне из комнаты выбежала жена, слегка пританцовывая и гордо держа в руках какую-то цветную тряпочку. Только что купленную то ли кофточку, то ли блузочку. Хотела продемонстрировать, похвалиться. В ее ногах, весело повизгивая, путался рыжий мини-зверь, тоже спешащий встретить меня, своего хозяина. Не так больно было мне наклоняться над окровавленным трупом лучшего друга, как осознать, что сейчас я произнесу два слова, выдохну пять звуков, и выражение безмятежного счастья на лице моей женщины сменится гримасой ужаса. Я позвал ее в свою жизнь для того, чтобы исполнять ее мечты, дарить цветы и подарки – а сейчас принес смерть.

– Что с тобой? – спросила жена.

– Ничего.

– Скажи, что случилось?!

– Юру убили.

Она схватилась руками за щеки и убежала. Я позвонил адвокату Сергееву и в двух словах объяснил ситуацию.

– Он там сейчас лежит, мертвый, – сказал я. – Что мне делать?

Судя по голосу, адвокат совершенно не удивился. По-моему, он что-то жевал. А может, мне показалось. В отличие от Юры, он был жив, и я с трудом простил ему это.

– Что делать? Успокойся и иди в милицию.

9

Через два дня я его закопал.

Все расходы и хлопоты, связанные с похоронами, взял на себя отец Юры. Я участвовал только в качестве грубой физической силы. Таскал домовину. Очень устал. Покойники – существа тяжелые. Живого Юру я без особых проблем поднимал над головой и даже слегка подбрасывал, силой бицепсов, в воздух – мертвого Юру мы еле тащили вчетвером. Я, отец, два одноклассника. Пока несли от дверей морга до автобуса – почти выдохлись. Потом вернулись обратно – получить свидетельство о смерти. Напоследок санитар – рукастый, животастый, мясистый чувак с апоплексически багровыми щеками – щепетильно вернул Юрину золотую цепь и попросил расписаться в особой квитанции. Отец Юры выполнил просьбу. Его руки крупно тряслись.

Гроб взяли скромный, эконом-класса: доски, обтянутые багровым ситчиком. Я разозлился, увидев такой гроб, и хотел было подойти к отцу Юры, предложить заказать что-либо получше, дорогого дерева, полированное-лакированное. И вообще не жалеть денег на ритуал. Мне похороны друга виделись чем-то безумно-торжественным. Блестящий саркофаг и катафалк с кондиционером. Усыпальница черного мрамора. На деле все вышло до обидного скромно.

Вынесли из автобуса, втащили в квартиру, поставили в комнате на два табурета, сняли крышку – и сбежали из квартиры во двор. Кто курил – закурили. Я отошел в сторонку. Разговаривать ни с кем не хотелось. Вокруг сновали какие-то старухи. На всяких похоронах обязательно во множестве появляются пожилые деловитые женщины, досконально знающие всю процедуру – как правило, дальние родственницы. Теперь они то проносили мимо образа, то деловито раскидывали на асфальт еловые ветки, то читали над покойником. Хотя Юра, возможно, даже не был крещен. Отец – военный инженер, мать – преподаватель высшей школы, наверняка они состояли в партии коммунистов, никогда не приветствовавшей церковные обряды.

Отпевать не повезли. В нашем городе, построенном на болоте в середине двадцатых годов, храм отсутствовал.

По обычаю, дом открыли всем, кто хотел проститься. Таковых было человек двадцать: соседи, родственники и друзья по школе. Не приехала только мать Юры. Впрочем, из обрывков разговоров я понял, что ее никто не осуждает. Лететь из тридевятого царства, из Чили, через всю планету, чтобы несколько минут постоять над безобразным куском неживой плоти – зачем? Что это изменит? Как это облегчит горе?

Город наш – маленький. Чуть более ста тысяч жителей. Все всех знают. Кто, с кем, зачем, почему, как и с какой целью. Вообще, гибель двадцатилетнего человека для подмосковного городишки – событие. Одно дело – когда хоронят отжившего свое старика; чинный, спокойный, деловой ритуал; повздыхали, помянули и разошлись. Бывает, и порадовались невзначай. На закоп обычно приезжают самые дальние родственники, и похороны зачастую превращаются во встречу старых друзей. Другое – когда гибнет молодежь.