Великая Ордалия (ЛП)

Серва и Моэнгхус почти немедленно пали на колени, уткнувшись лицом в растрескавшиеся плиты. Растерявшийся Сорвил запоздал с движением и поэтому увидел, как эмвама, находившийся позади Моэнгхуса, быстрым, как взмах собачьего хвоста, движением, нанес дубинкой удар в основание черепа имперского принца. Сорвил закричал, попытался освободиться от коварных маленьких тварей, но небольшая мозолистая ладонь ухватила его вместе с множеством других – тянущих, дергающих, щипающих, бьющих. Он услышал, как Серва что-то отчаянным голосом прокричала на ихримсу. Успел мельком заметить, как Моэнгхус, рыча, поднялся на ноги, разбрасывая несчастных карликов движением плеч, отмахнулся от удерживающих его рук…

Однако внезапный удар погасил свет в его глазах, заставил подкоситься ноги.

Чьи-то руки. Визг. Вонь и чернота.

Глава третья

Момемн

Люди, принадлежа к природе, воспринимают собственную сущность как Закон, если им кажется, что ее ограничивают, и как природу, когда она представляется им буйной и непокорной.

Таким образом, некоторые мудрецы утверждают, что людей от зверей отделяет умение лгать.

Мемгова, Книга Божественных Деяний

Начало осени, 20 год Новой империи (4132 год Бивня), Момемн

– Лови, – кличет на закате Момемнская шлюха…

Однако персик и так уже в его руке.

В обширном и пустом мраке Ксотеи Дар Ятвер застыл неподвижно возле идола своей Матери, наблюдая, как несколько нетвердо стоящих на ногах жрецов поднимают и уносят мертвое тело своего шрайи. Трое из них плюют ему под ноги. Инкаусти уводят его, и он смотрит назад, видит себя стоящим в тени позлащенной Матери.

Горны сдирают кожу с неба. Мотыга и земля! Мотыга и земля! Жестокий Момемн лежит в бесчестье, пораженный от Книги за свои беззакония. Императрица взывает. И голос ее проносится над последними лучами солнца.

– Лови…

Он не столько умывается, сколько стирает кровь со своих ладоней.

К ним присоединяется худощавая, в странном облачении девушка по имени Телиопа, утонченность которой умаляется до простоты.

– Там кто-то был, когда это случилось, – объясняет он ей и видит, как она исчезает во всесокрушающей черноте.

Императрица бросает персик…

– Лови.

Он погружает в воду пальцы, они коричневые, но вода вокруг них расцветает алым облачком.

Императрица смотрит ему в лицо.

– Что ты сделал… Как это оказалось возможным?

Алые как рубин бусинки повисают на его пальцах. Он склоняет ухо, чтобы послушать: вода щебечет так тихо, но рябь от капель распространяется на все сущее.

Все творение.

Горны ревут. Черный город напряжен, взбаламучен.

– Лови.

Своды оседают, становятся на колено, потом на другое. Матерь проливает слезу, забирая данное ею. Он видит, как собственными руками мечет разбитое, видит, как пошатнулся аспект-император, как исчезает он под пятою Матери.

Он отворачивается от моря, от солнца, парящего над водами и вонзающего лучи свои в спины темных волн; он взирает на утомленные летом поля юга; он видит себя стоящим на зеленом холме и смотрящим на то место, где находится сейчас, оставаясь возле императрицы.

Матерь удерживает его заботливыми, но грозящими погибелью руками.

Келлхус часто журил Эсменет за ее постоянные дурные предчувствия. Он напоминал ей, что люди, вопреки их собственным самозабвенным уверениям, добиваются послушания в той мере, в которой жаждут власти. «Если в своем положении ты не можешь доверять им, – говаривал он, – ищи утешения хотя бы в их жадности, Эсми. Раздавай свою власть как милостыню, как молоко, и они, как котята, прибегут к тебе… Ничто не делает людей настолько кроткими, как честолюбие».

И они к ней бежали.

Явившись на Андиаминские высоты, она полагала, что слышит голоса разыскивающих ее инкаусти. Однако, возвращаясь назад с только что найденным Кельмомасом по потемневшим залам, Эсменет столкнулась с Амарслой, одной из приближенных рабынь, рухнувшей прямо к ее ногам.

– Я нашла ее! – возопила почтенная матрона, обращаясь к расписанному фресками потолку. – Сейен Милостивый, я нашла ее!

Тут и остальные начали появляться из позолоченного лабиринта: сперва офицер-эотиец, имя которого она успела забыть, потом неуклюжий Кеопсис, экзальт-казначей…

Невзирая на всеобщую панику, весть о смерти Майтанета и фактической реставрации монархии пронеслась по улицам Момемна, и души, пострадавшие от совершенного ее деверем переворота, начали вновь стекаться в Имперский квартал, бывший их родным домом. К тому времени, когда они с Кельмомасом добрались до лагеря скуариев, за ней уже увязалась целая дюжина спутников, а в самом лагере ее ожидали новые дюжины, пестрый сброд, самозабвенно приветствовавший ее. Прижимая к себе Кельмомаса, она остановилась, рыдая от радости… не веря собственным глазам…