Великая Ордалия (ЛП)

Она будет ликовать, как никогда не ликовала, будет дивиться невероятной запутанности собственной судьбы. A когда пройдет приступ страстей, замрет, не говоря ни слова, внимая, прислушиваясь к дальнему рокоту вражеских барабанов, терзающему ночной воздух. Потом рассеянным движением взлохматит его волосы, следуя обычаю всех матерей-одиночек, брошенных своими мужьями. Ей придется пересматривать все перенесенные ею несправедливости, придавать им сколько-нибудь упорядоченный облик. A потом она начнет прикидывать, как можно обезопасить его, не имея уверенности и не мечтая…

И будет видеть в себе героиню, не столько в том, что будет сделано, сколько в том, что необходимо сделать. Она будет пытать всех, кого нужно пытать. Она прикажет убить всех, кого нужно убить. Она станет всем тем, в чем нуждается ее милый маленький мальчик.

Защитником. Подателем. Утешителем.

Рабыней.

A он будет лежать как в дурмане, и дышать, дышать, дышать…

Прикидываться спящим.

Андиаминские высоты вновь лязгали и гудели своей подземной машинерией, вновь ожившей… воскрешенной. Благословенная императрица направилась в опочивальню, извлекая длинные шпильки из своих волос.

– Какой-то частью себя она будет следить, – прошептал его проклятый брат.

– Тихо!

– Святейший дядя что-то рассказал ей.

Пять золотых келликов блестят на темной ладони Нареи.

Имхайлас исчезает, унося жар собственной крови.

Коллегианин со смехом говорит девушке: «И вот тебе серебряный грош, помяни ее…»

Эсменет поднималась по мраморной лестнице, и ее сопровождали отчаянные образы из прошлого. У нее голова шла кругом от мрака тех дней, скорби по Айнрилатасу, беспокойства о Кельмомасе и Телли, страха перед священным шрайей Тысячи Храмов. Солдаты разбегались при ее появлении, и кованые железные фонари, выставленные ради ее же удобства, раскачивались, словно на прутиках лозоходца. Она шла по ступенькам, и тени ее колебались, расщеплялись и соединялись.

По улицам градом гремели копыта. Офицеры рявкали на свои подразделения. Никто не ожидал неприятностей, однако посреди всего беспорядка последних дней она предпочитала ошибиться, проявив излишнюю бдительность. Довольно было и одного мятежа, едва не унесшего ее жизнь.

Было важно появиться здесь в собственном обличье, подобающем Анасуримбор Эсменет, благословенной императрице Трех Морей. Она впивала всю радость триумфального явления, вздорного и пустого наслаждения вернуться хозяйкой туда, где прежде была рабыней. Вместе с ней поднималась по лестнице сама империя!

Эсменет остановилась наверху, удивленная тем, что почти не узнает это место. Однако Имхайлас привел ее сюда ночью, растерянную и полную смятения, и потом она не переступала порога Нареи до того дня, когда по прошествии нескольких недель шрайские рыцари выволокли ее отсюда, не обращая внимания на слезы и крики. Она огляделась по сторонам, осознавая, что, по сути дела, и не бывала на этой лестнице или в этом зале. Солдатские фонари подчеркивали неровность штукатурки. Изумрудная краска шелушилась в одном направлении, напоминая змеиную шкуру.

Эсменет увидела, что дочь ждет ее возле двери, лицо ее казалось бледным пятном во мраке. Платье Телиопы (тоже ее собственного пошива) состояло из черных и белых кружевных плиссе, таких мелких, что временами они напоминали захлопнутый манускрипт, расшитый повсюду крошечными черными жемчужинами. Льняные волосы Телли были высоко зачесаны и спрятаны под подходящим головным убором. Эсменет улыбнулась, увидев пред собой собственное дитя, которому доверяла. Она понимала, что в жизни тирана доверие нередко сходит на нет, оставляя слышным лишь голос крови.

– Ты сделала все очень хорошо, Телли. Спасибо тебе.

Девушка моргнула на свой странный лад.

– Мать. Я вижу, что ты… что ты намереваешься сделать.

Эсменет сглотнула. Честности она не ожидала. Во всяком случае, здесь.

– И что с того?

Она не была уверена, что сумеет переварить ответ.

– Молю тебя передумать, – сказала Телиопа. – Не делай этого, мать.

Эсменет шагнула к дочери.

– И что, по-твоему, скажет твой отец?

Мрачная тень заползла в чистый и неподвижный взгляд Телиопы.

– Не решаюсь сказать, мать.

– Почему же?

– Потому что это ожесточит тебя… настроит против того, что должно, должно быть сделано.

Эсменет наигранно усмехнулась.

– Такова причина моего недовольства собственным мужем?

Телиопа моргнула, обдумывая ответ.

– Да, мать. Такова причина.

Эсменет вдруг показалось, что она подвешена на крюке.

– Телли, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что мне пришлось выстрадать здесь.

– Отчасти это заметно по твоему лицу, мать.

– Тогда чего же ты хочешь от меня? Как поступил бы твой отец?

– Да! – воскликнула девушка удивительно ядовитым тоном. – Ты должна убить ее, мать.

Эсменет с укоризной, если не с недоверием посмотрела на свою любимую дочь. Собственные необыкновенные дети давно перестали удивлять ее.