Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Однако Нефедов без большого труда парировал этот аргумент: «Это «недоразумение», однако, легко объяснить тем, что до сентября 1911 г. (а может быть, и позже) вывозился хлеб предыдущего урожая, который был исключительно обильным»¹⁰³. Характерно, что такие данные Давыдова как раз свидетельствуют в пользу концепции «голодного экспорта». В стране неурожай, часть населения голодает, но огромные массы хлеба, превышающие нынешний скудный урожай, продолжают вывозиться.

Раз в голодные годы хлеб направлялся не голодающим, а на экспорт - такой экспорт является «голодным». Давыдов убедительно показал, что этот экспорт сокращался, но он сохранялся и во время последнего голода в Российской империи в 1911 г. - было вывезено 33,7% пшеницы, 48,9% ячменя, 12,1% овса и 3,1% ржи¹⁰⁴

. Из общего количества хлеба, перевезенного по железным дорогам, даже в 1912 г. 48,8% предназначалось на экспорт¹⁰⁵.

Вывоз усугублял продовольственные проблемы, хотя не был их причиной.

А вот оборотная сторона медали - земский отряд борется с голодом в столыпинском 1911 г. Количество голодающих существенно превышает возможности благотворителей: «На сходке крестьяне выбрали из своей среды двух уполномоченных, доверенных людей, и этим уполномоченным поручено было составить список двухсот человек самых бедных. На следующее утро вновь собрали сход, и уполномоченные представили список. Список этот раза в три превышал норму, и мы читали его вслух и всем миром обсуждали, кого оставить, кого пока выбросить. На каждом шагу сходка останавливалась в недоумении, не зная, как быть, так как многих крестьяне не находили возможным выкинуть, а увеличить список мы тоже не могли. Как бы то ни было, список в конце концов быль фиксирован, сходка разошлась, и на душе у нас осталось очень тяжелое чувство.

Когда мы ехали на голод, то много думали о том, как и откуда будем получать хлеб и другие продукты. В действительности же оказалось, что почти всюду, где нам пришлось кормить, можно было или в этом же селе, или по соседству найти богатых мужиков, у которых хлеба сколько угодно»¹⁰⁶.

Приедут благотворители, заплатят - выживут бедные голодающие крестьяне. Не приедут спасители в эту деревню - голодающие умрут (формально - от болезни, реально - от вызвавшего ее голода), а хлеб пойдет в города или на экспорт. Впрочем, многих «доходяг» столыпинской поры не могли спасти и благотворители: «Масса народу не попала в столовые; они целыми днями осаждали нашу избу, ловили нас на улицах и умоляли «пожалеть», «подписать на столовую». Мы разъясняли, что не можем больше никого «подписывать», что ведь мы на сходке говорили миру и выясняли, что больше 200 человек мы не можем кормить, но все это было для них непонятно. Иной раз для нас ясно было, что данному человеку необходимо помочь как можно скорее, что он «дошел», но чем помочь?» Государственная помощь была недостаточна, и даже там, где она поступала, ее при скромном расходе хватало только на 20 дней месяца¹⁰⁷.

Критики наличия «голодного экспорта» приводят еще один важный аргумент: пьянство. Давыдов показывает, что даже в голодные годы крестьянство продолжало потреблять алкоголь, тратя на него значительные средства. Так, в 12 голодающих губерниях в 1906-1907 гг. крестьяне получили государственную помощь на 128 329 000 руб., а пропито здесь было 130 505 000 руб.¹⁰⁸

. Правда, нет гарантии, что на водку тратились те же самые люди, которые и голодали (по Давыдову получается - делали вид, что голодали?), но это возможно - пересекающиеся множества.

Значит ли это, что на самом деле крестьяне не бедствовали, а просто хитро прикидывались, чтобы получить и пропить казенные денежки. Сомнительно - даже министр земледелия А. С. Ермолов, рассуждая о пьянстве, признает, что 1906 год был голодным¹⁰⁹. Оценивая выпитое в губернии, не будем забывать: Миронов утверждает, что этот вид «роста благосостояния» шел в большей степени за счет города.

Но действительно, «подсаженные» на водку (не без участия все того же самодержавия) крестьяне нуждались в ней, как и в продовольствии. Эту трагическую ситуацию иллюстрируют и сообщения о крестьянских волнениях в 1905 г., когда крестьяне, рискуя жизнью и свободой, растаскивают помещичий хлеб, но тут же и требуют у помещика налить им водки. Алкоголизм сродни наркомании - не доесть, но выпить. Однако это никак не отменяет сам факт голода, который усугубляется голодным пьянством, как и голодным экспортом. Две беды - одна не отменяет другую. И обе беды имеют социальную природу. Алкоголь связан с казенным интересом, пьянство крестьян стимулировалось веками. Бедственное социальное положение и низкий культурный уровень способствуют пьянству.

Но дело не только в алкоголизме. Русские мужики хоть и любили выпить, но, как справедливо отмечает Давыдов, «по потреблению алкоголя на душу населения Россия отнюдь не была в числе европейских лидеров»¹¹⁰. Дело в ценах, установленных государством, в «пьяном бюджете» самодержавия.