Великие поэты мира: Иннокентий Анненский

«Мы те же, что были, всё те же,

Мы будем, мы вечны… а ты?»

Молчите… Иль грезить не лучше,

Когда чуть дымятся угли?..

Январское солнце не жгуче,

Так пылки его хрустали…

Трилистник кошмарный

1

Кошмары

«Вы ждете? Вы в волненьи? Это бред.

Вы отворять ему идете? Нет!

Поймите: к вам стучится сумасшедший,

Бог знает где и с кем всю ночь проведший,

Оборванный, и речь его дика,

И камешков полна его рука;

Того гляди – другую опростает,

Вас листьями сухими закидает,

Иль целовать задумает, и слез

Останутся следы в смятеньи кос,

Коли от губ удастся скрыть лицо вам,

Смущенным и мучительно пунцовым.

………………………………..

Послушайте!.. Я только вас пугал:

Тот далеко, он умер… Я солгал.

И жалобы, и шепоты, и стуки —

Всё это «шелест крови», голос муки.

Которую мы терпим, я ли, вы ли…

Иль вихри в плен попались и завыли?

Да нет же! Вы спокойны… Лишь у губ

Змеится что-то бледное… Я глуп…

Свиданье здесь назначено другому…

Всё понял я теперь: испуг, истому

И влажный блеск таимых вами глаз».

Стучат? Идут? Она приподнялась.

Гляжу – фитиль у фонаря спустила,

Он розовый… Вот косы отпустила…

Взвились и пали косы… Вот ко мне

Идет… И мы в огне, в одном огне…

Вот руки обвились и увлекают,

А волосы и колют, и ласкают…

Так вот он, ум мужчины, тот гордец,

Не стоящий ни трепетных сердец,

Ни влажного и розового зноя!

…………………………………

И вдруг я весь стал существо иное…

Постель… Свеча горит. На грустный тон

Лепечет дождь… Я спал и видел сон.

2 Киевские пещеры

Тают зеленые свечи,

Тускло мерцает кадило,

Что-то по самые плечи

В землю сейчас уходило,

Чьи-то беззвучно уста

Молят дыханья у плит,

Кто-то, нагнувшись, с «креста»

Желтой водой их поит…

«Скоро ль?» – Терпение, скоро…

Звоном наполнились уши,

А чернота коридора

Всё безответней и глуше…

Нет, не хочу, не хочу!

Как? Ни людей, ни пути?

Гасит дыханье свечу?

Тише… Ты должен ползти…

3 То и это

Ночь не тает. Ночь как камень.

Плача тает только лед,

И струит по телу пламень

Свой причудливый полет.

Но лопочут даром, тая,

Ледышки́ на голове:

Не запомнить им, считая,

Что подушек только две.

И что надо лечь в угарный,

В голубой туман костра,

Если тошен луч фонарный

На скользоте топора.

Но отрадной до рассвета

Сердце дремой залито,

Всё простит им… если это

Только Это , а не То .

Трилистник проклятия

1

Ямбы

О, как я чувствую накопленное бремя

Отравленных ночей и грязно-бледных дней!

Вы, карты, есть ли что в одно и то же время

Приманчивее вас, пошлее и страшней!

Вы страшны нежностью похмелья, и науке,

Любви, поэзии – всему вас предпочтут.

Какие подлые не пожимал я руки,

Не соглашался с чем?.. Скорей! Колоды ждут…

Зеленое сукно – цвет малахитов тины,

Весь в пепле туз червей на сломанном мелке…

Подумай: жертву накануне гильотины

Дурманят картами и в каменном мешке.

2 Кулачишка

Цвести средь немолчного ада

То грузных, то гулких шагов,

И стонущих блоков, и чада,

И стука бильярдных шаров.

Любиться, пока полосою

Кровавой не вспыхнул восток,

Часочек, покуда с косою

Не сладился белый платок.

Скормить Помыканьям и Злобам

И сердце, и силы дотла —

Чтоб дочь за глазетовом гробом,

Горбатая, с зонтиком шла.

Ночь с 21 на 22 мая 1906 Грязовец

3

О нет, не стан

О нет, не стан, пусть он так нежно-зыбок,

Я из твоих соблазнов затаю

Не влажный блеск малиновых улыбок, —

Страдания холодную змею.

Так иногда в банально-пестрой зале,

Где вальс звенит, волнуя и моля,

Зову мечтой я звуки Парсифаля,

И Тень, и Смерть над маской короля…

…………………………………

Оставь меня. Мне ложе стелет Скука.

Зачем мне рай, которым грезят все?

А если грязь и низость – только мука

По где-то там сияющей красе…

19 мая 1906 Вологда

Трилистник победный

1

В волшебную призму

Хрусталь мой волшебен трикраты.

Под первым устоем ребра —

Там руки с мученьем разжаты,

Раскидано пламя костра.

Но вновь не увидишь костер ты,

Едва передвинешь устой —

Там бледные руки простерты

И мрак обнимают пустой.

Нажмешь ли устой ты последний —

Ни сжатых, ни рознятых рук,

Но радуги нету победней,

Чем радуга конченных мук!..

2 Трое

Ее факел был огнен и ал,

Он был талый и сумрачный снег:

Он глядел на нее и сгорал,

И сгорал от непознанных нег.

Лоно смерти открылось черно —

Он не слышал призыва: «Живи»,

И осталось в эфире одно

Безнадежное пламя любви.

Да на ложе глубокого рва,

Пенной ризой покрыта до пят,

Одинокая грезит вдова —

И холодные воды кипят…

3 Пробуждение

Кончилась яркая чара,

Сердце очнулось пустым:

В сердце, как после пожара,

Ходит удушливый дым.

Кончилась? Жалкое слово,

Жалкого слова не трусь:

Скоро в остатках былого

Я и сквозь дым разберусь.

Что не хотело обмана —

Всё остаётся за мной…

Солнце за гарью тумана

Желто, как вставший больной.

Жребий, о сердце, твой понят —

Старого пепла не тронь…

Больше проклятый огонь

Стен твоих черных не тронет!

Титульный лист «Книги отражений» с дарственной надписью Н.С. Гумилеву

Трилистник траурный

1

Перед панихидой

Сонет

Два дня здесь шепчут: прям и нем

Всё тот же гость в дому,

И вянут космы хризантем

В удушливом дыму.

Гляжу и мыслю: мир ему,

Но нам-то, нам-то всем,

Иль люк в ту смрадную тюрьму

Захлопнулся совсем?

«Ах! Что мертвец! Но дочь, вдова…»