«Железный канцлер» сделал и еще один важный вывод. Позиция Вены во время «военной тревоги» выгодно отличалась от позиции Петербурга. 28 мая 1875 года Бисмарк писал австрийскому послу Каройи: «Я покинул Берлин, радуясь по поводу того, что Вена была единственной столицей, где лживая шумиха относительно нашей «агрессии» не вызвала ни отклика, ни даже эха»
[553]. C этого момента канцлер начинает все в большей степени ориентироваться на Австро-Венгрию как на главного партнера. «При созвучии общих интересов, – заявил Бисмарк своему венскому коллеге Андраши, – в области вероятного и даже желательного находится возникновение между Германией и Австро-Венгрией естественных, основанных на международном праве взаимных гарантий» [554]. Это оказалось тем более важно, что в 1875 году Союз трех императоров дал серьезную трещину в связи с начавшимся кризисом на Балканах, столкнувшим интересы Вены и Петербурга.Глава 15
Поворот
Вторая половина 1870-х годов стала, пожалуй, ключевым периодом в деятельности Бисмарка на посту имперского канцлера. Дело в том, что именно в это время ему пришлось столкнуться с рядом серьезных кризисов как во внутренней, так и во внешней политике. Эти кризисы были тесно связаны друг с другом и требовали для своего разрешения весьма серьезных усилий. Для того чтобы справиться с ними, «железному канцлеру» пришлось произвести не просто корректировку проводимого курса, а масштабный внешне– и внутриполитический поворот, причем принимавшиеся в ходе этого поворота решения носили стратегический характер и оказали огромное влияние на дальнейшую судьбу Германской империи.
О политическом повороте конца 1870-х годов написано очень много, тем не менее исследователи по сегодняшний день спорят о его сути и причинах. Пожалуй, правильным будет проследить истоки этого явления начиная с 1873 года, когда в Европе разразился первый в истории экономический кризис, охвативший одновременно все развитые страны, – предшественник мировых экономических кризисов ХХ века.
Начальной точкой стало обвальное падение курсов акций на Венской бирже, произошедшее 9 мая 1873 года. В течение лета кризис, как лесной пожар, охватывал одну за другой остальные европейские страны и США. К октябрю он добрался до Германской империи. Здесь его масштаб был существенно усилен тем обстоятельством, что в предшествующие два года в стране буйствовала так называемая «грюндерская горячка». Во многом за счет миллиардов, поступивших из Франции, деловая жизнь в новообразованной Германской империи переживала невиданный подъем. Основывались новые предприятия, банки, акционерные общества, курсы ценных бумаг стремительно шли вверх. В течение двух лет промышленное производство в стране выросло на треть. Кризис 1873 года, получивший название «грюндерского краха», оборвал этот взлет и привел к не менее стремительному спаду деловой активности.
Вслед за обвальным падением курсов акций начались, как это обычно бывает, банкротства финансовых институтов. Реальный сектор экономики тоже оказался под ударом – производство (в стоимостном выражении) за год упало на 15 процентов. Предприятия сокращали объемы выпуска продукции или закрывались, работники оказывались на улице. К началу 1874 года о своем банкротстве объявили в общей сложности 61 банк, 116 промышленных предприятий и четыре железнодорожные компании. Надежды на то, что кризис будет носить кратковременный характер, не оправдались; Германская империя вступила в долгую фазу экономической депрессии, продолжавшуюся с незначительными перерывами до начала 1890-х годов. Это само по себе серьезно осложняло Бисмарку проведение успешной внутренней политики, поскольку уровень напряженности в обществе стремительно нарастал.
В прессе, которая активно комментировала все происходящее, начались оживленные поиски виновных. На роль таковых были назначены в первую очередь биржевые спекулянты, стремительно обогащавшиеся в эпоху «грюндерской горячки». Обвинение в спекуляциях затронуло многих финансистов и предпринимателей, поддерживавших либеральные партии или даже находившихся в их рядах. Все чаще в общественном мнении либералы ассоциировались не с победоносным объединением Германии, а с «грюндерским крахом».
В условиях сокращения внутреннего спроса – так, например, потребление металла в империи с 1873 по 1879 год упало вдвое – германская промышленность была вынуждена делать ставку на внешние рынки. Объем экспорта стремительно рост. Немецкие товары пользовались в тогдашней Европе славой не очень качественных, но дешевых и занимали примерно ту же нишу, которую сто лет спустя займет китайская продукция. Демпинговые цены позволяли успешно повышать объемы продаж, но уменьшали нормы прибыли. Компенсировать себя немецкие промышленники могли бы на внутреннем рынке – но только в том случае, если бы их продукция была защищена заградительными пошлинами на импорт. Однако Германская империя, следуя прусской традиции, руководствовалась в своей таможенной политике принципами свободной торговли.