Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

Поскольку между противниками лежала узкая и тесная долина, то Сципион пошел на военную хитрость: он приказал весь имеющийся в окрестностях скот под охраной легковооруженных воинов согнать в нее, чтобы заставить испанцев, польстившись на легкую добычу, попытаться его отбить. За крутым склоном (отрогом) горы римляне спрятали конницу срочно вызванного с побережья Атлантики из-под Гадеса Лелия. Испанцы «заглотнули наживку», и пока легкие пехотинцы с обеих сторон дрались за «рогатую добычу», всадники Лелия выскочили из засады. Часть конных римлян налетела на иберов сбоку, а часть тем временем отрезала их от лагеря. Потеряв немало пехоты, порубленной вражескими кавалеристами, раззадоренные неудачей вожди иберов на следующий день вывели своих воинов на битву.

Сципиону только этого и надо было.

Долина была весьма узкой, и предстояла рукопашная схватка в тесном строю, где выучка тяжеловооруженных легионеров должна была взять верх над жителями гор, более привычных к боям в горной местности и к тому же на дистанции. Публий смотрел с холма, как нелепо сгрудился враг в теснине, и специально удерживал своих воинов, чтобы как можно больше неприятельских воинов скопилось, давясь на ограниченном пространстве. Для того чтобы хоть как-то использовать в теснине свою конницу, иберам пришлось треть своей пехоты оставить глубоко в тылу высоко на склоне горы. Но и тут им не повезло: поставить кавалерию по бокам своей пехоты им не удалось, так как ей и там не было где маневрировать. Мгновенно оценив расстановку сил и поняв, что фланги его собственной пехоты находятся в безопасности, Сципион послал Лелия со всей конницей через окрестные горы в глубокий обходной маневр, а чтобы прикрыть его, тут же повел своих вышколенных легионеров во фронтальное наступление. Первой в атаку бросилась легкая пехота римлян.

Расчет Сципиона оказался правильным: занятые отражением атаки спереди, испанцы не заметили захода кавалерии с тыла. А когда заметили, то уже было поздно: Лелий навалился на стоящую на месте иберийскую конницу со всего маха. Зажатые с двух сторон испанские пехотинцы и всадники вынуждены были сражаться с врагом один на один – без взаимной поддержки. Их пехота из последних сил отражала мощный натиск сплоченного строя привычных к рукопашному бою римских легионеров спереди, а стоявшие за пехотой иберийцев их всадники, окруженные с тыла, вынуждены были повернуться спиной к своим пехотинцам, чтобы обороняться от наседавших римлян. Малоопытная в ближнем бою иберийская пехота быстро таяла под ударами римских мечей действовавших в плотном строю легионеров. То же самое произошло и с всадниками-иберийцами: лишенные своего главного козыря – быстрого, лихого маневра, – они так и топтались на одном месте, пока их всех не порубили конники Лелия.

С обеих сторон мясорубка в теснине была столь яростной, что сами римляне понесли ощутимые для них потери: 1200 убитыми и почти 3000 ранеными. У иберов в живых осталась лишь та часть пехоты, что стояла высоко на склоне и участия в бою не принимала, а также оба их вождя, которые успели вовремя ретироваться.

Индебол и Мандоний вскоре прислали парламентеров с предложением мира и согласия.

…Между прочим, в этой на первый взгляд просто складывавшейся для римлян битве Публий Корнелий Сципион-Младший показал всем, какой он уже зрелый полководец. Как он умеет мастерски использовать особенности местности: сперва – для нейтрализации численного перевеса врага, а затем чтобы заставить его драться в нескольких отдельных боях, где он не может сполна использовать все свои лучшие стороны, и, наконец, как эффективен глубокий обход. Испания, а вернее испанский фронт уже становился тесен для римского полководца. Его манили другие горизонты, ему предстояли свершения иных масштабов, его ждала очная встреча с самым достойным противником той поры – самим Одноглазым Пунийцем…

Сципион мудро пошел на переговоры и вскоре добился того, что Иберийский полуостров как база для рекрутирования воинов и источник серебра для Карфагена перестал существовать. Отдельные восстания свободолюбивых иберийских племен продолжались еще долго, но радикального влияния на покорение Испании Римом уже не играли.