Великий князь

Грешный человек не вправе творить образ свой так, как ему вздумается. Хотелось ему совершить благое дело, но грехи оказались сильнее благих дел. Так он рассудил для себя, а как о том рассудят люди – на то воля божья.

После того как сожрал огонь последнюю страницу, стало Мономаху вдруг легко и вмочно, и ощутил он в себе прилив новых сил, был бодр и вполне здоров.

Не вспомнилось князю, утекло из памяти, что остались в Переяславле у Селивестра черновые листы, собственноручно написанные им в тяжких и сладостных муках творчества. Они-то и придут к потомкам через многие века, не убоявшись ни огня, ни тлена.

5.

Неоправданно долго, по мнению Петра Ильинича, задержались в Бодевском селище. Вконец заговорил молодших хитроумный Потка, таскал их по окольным скрыням, где сидели тайно то ли монахи, то ли волхвы, великие знатцы в книжных премудростях.

Дружинники время зря не теряли, кто бегал на ловы, кто искусничал в ручном заделье, починяя и ладя местным конскую сбрую, налёзывая¹¹⁵ ножи, топоры, косы. Кто-то орудовал в местной корчице¹¹⁶

, захудавшей со смертью последнего здешнего кузнеца (других не оказалось), раздувая мехами огнь в горне, добела каля железо, постукивая тяжко молотом и весело – деловыми молоточками, а кто-то и привадился к сладким бодевским вдовицам, нажирал силу и терял в весе.

И только одному воеводе недостало дела, исслонял он все селище вдоль и поперёк, исходил ближние и дальние угодья, доторокся до лесных заимок и печинок¹¹⁷. Повзорился на всё и всё, чего надо было, ощупал. Наконец и ему поделило¹¹⁸. Уловил Потку, поставил перед собою столбушком. При допросе боярском Потка не так и красноречив оказался, всё боле мекал да бекал и почасту лез пятернёю в затылок. Непамятлив вдруг оказался, в счету слабоват, складывать однако умел, вычитать не ведал. Но боярин и без его голосу знал всё: сколь жита сеет селище, сколь убирает, каков бортневый сбор и сколь задельных у Бодевы ухожаев. Знамо было ему и о великих куньих ловах, и о бобровых добычах, о птице всей и рыбных запасах, а ещё о том, сколь прибыльным мог быть гончарный промысел (по притокам Навли первостепенные гончарные глины) и какими умельцами в том искусстве в недавние времена были бодевские…

Не хватило пальцев загибать Петру Ильиничу, о чём он ведал, даже самом тайном из жития лесной Бодевы.

Закончил спрос тем, что велел старосте собирать сход, дабы высказать людям прямо об их житье-бытье и спросить принародно, как далее они думают вековать, под кем себя числить, какому Богу молиться и за какой закон по чести стоять.

Жестко было слово, но выю сходу не ломил и свою не кланял. Всё, что думал, как на духу высказал, всё, что услышать хотел, так и вопросил.

Таким не знал Игорь Петра Ильинича, он и на сход попал в самый конец его речи, но потрясли молодого князя слова те и весь вид боярина, беспощадно-укорливый, но полный одною только правдой, а потому до жути суровый.

Никого не стращал Пётр Ильинич, никому не грозил, не кричал. Говорил тихо, но каждое слово – как молот по наковальне.

Не ведал Игорь, что молвил воевода до его появления, но из того, что услышал, понял, как прав Пётр Ильинич, как справедлива его суровая речь и о чём печётся он в великой своей заботе.

Весь сход до единого, когда замолк воевода, пал на колени, даже Игорь услышал в себе то же желание. Пётр Ильинич поверх склонённых долу голов впристаль смотрел в лицо Игоря, не торопясь вызвать внезапно появившегося тут пред люди.

Бодева, как и Карачев, Девять Дубов, Неренск, Лопасня, Талеж, дадены были ещё по грамоте Олега Святославича в удел Игорю. С того, внезапно грубого поперечного слова, коим молодой князь обидел старого воеводу, они боле и не общались друг с другом. Так случилось, что поутру следующего дня Игорь с Венцом и Святославом, не сказавшись Петру Ильиничу, сошли на лесную заимку к древнему монаху-пустыннику Варфоломею. Воевода не раз бывал у святого с Олегом Святославичем, чтил его и сам собирался проводить к нему княжичей. Но вовремя не сказал об этом, и те ушли самоходкой, провожаемые опять же Поткой. Когда узнал о том, заскорбел душою, страсть как хотелось снова повидаться с мудрым пустынником, но вослед им не пошёл. Горько было на душе от ещё одной, наверное, и не осознанной молодшими, но большой для него обиды. Однако сам себя и осудил:

– Гордыня заела, гордыня!..

Но и после того не кинулся вдогон ушедшим.

Пустынник задержал князей и Венца, отослав Потку, потому и сумел Пётр Ильинич уловить старосту. Думал, учинив сход, сам пойдёт в лесную пустыньку, чтобы проводить в обратную чад. Ан вон как получилось, без провожатого обернулся Игорь. «Почему один? – сердцем забеспокоился Пётр Ильинич. – Не случилось ли лиха?»

Не выказав того, поклонился Игорю, предлагая встать перед сходом.

– В твоё отсутствие, князь, принял я доклад от старосты Потки и учинил сход всего люда бодевского, – сказал боярин. – Совершил то по разумению своему и теперича спрашиваю на то твою волю. Любо ли тебе, князь, содеянное мною али не любо?