Великий князь Юрий Всеволодович

В Москве в то время находился младший сын Юрия Всеволодовича Владимир. Он и должен был возглавить оборону города.

Той же зимой взяли татары Москву, и воеводу убили Филиппа Нянька за правоверную христианскую веру, а князя Владимира, сына Юрьева, в полон взяли, а людей избили от старца и до сущего младенца, а град и церкви святые огню предали, и монастыри все, и сёла пожгли, и, много добра захватив, отошли.

(27. Стб. 460–461)

Сведения о взятии Москвы сохранились и в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина: как выясняется, осада города продолжалась пять дней — не так уж и мало, если учесть, что у города стояло всё монгольское войско. Упомянуто здесь и имя князя Владимира Юрьевича:

…Потом сообща в пять дней взяли также город Макар и убили князя этого города, по имени Улайтимур (Владимир. — А. К.

).

(51. С. 39)

Правда, это последнее сообщение не совсем точно: Владимир был убит не сразу. Вместе с другими пленниками его повели к стольному городу княжества. Сын великого князя Юрия Всеволодовича должен был ещё пригодиться татарам.

Москву соединял с Владимиром удобный, наезженный путь — по Яузе и Клязьме. Прошло немногим более месяца после падения Рязани — и первые разъезды татар появились в окрестностях стольного города. Стремительность врага, его подавляющее превосходство над русскими, победы, следовавшие одна за другой, беспощадность по отношению к побеждённым — всё это вызывало ужас, страх, трепет, подавляло волю к сопротивлению. Отчаяние овладело и великим князем Юрием Всеволодовичем, которому пришлось пожинать плоды своей прежней политики. Только теперь он начал наконец действовать — однако время было упущено безвозвратно.

Юрий решил уехать из Владимира на северные окраины княжества и собирать там войско для войны с татарами. Оборону города он поручил сыновьям Всеволоду и Мстиславу, а также воеводе Петру Ослядюковичу; вместе с ними во Владимире остались жена Юрия великая княгиня Агафья Всеволодовна и другие представительницы женской части великокняжеского семейства. Стены крепости должны были уберечь их — так во всяком случае казалось Юрию.

Московский книжник XVI века, автор Никоновской летописи, в самых трогательных выражениях описал сцену прощания князя с семьёй — так, как ему казалось, она должна была происходить:

…Князь же великий Юрий Всеволодович услышал о том (о падении Москвы, пленении сына и избиении людей. — А. К.), и плакал много со владыкою Митрофаном, и с княгинею своею, и с детьми, и с боярами своими, слёзы многие проливши, и вошёл в церковь, и знамение сотворил у святых икон, и целовал епископа Митрофана, и княгиню свою, и детей, и бояр; и был плач велий во граде, и не слышно было друг друга из-за слёз и рыдания…

(33. С. 106–107)

А ещё более поздний книжник воссоздал и сам плач великого князя, написанный в лучших традициях древнерусской литературы. Образцом для него послужил известный из летописей плач великой княгини Евдокии Дмитриевны по своему супругу, великому князю Дмитрию Донскому. Но здесь не жена рыдает по мужу, а сам муж, князь, — по своим погибшим сродникам и соратникам: