Великий князь Юрий Всеволодович

Заповедь эту повторяли в наставлениях своим сыновьям все русские князья. Но — тщетно. А ведь князья не так просто обращались друг к другу словами: «брате», «отче» или «сыну» — они и были друг для друга, и ощущали себя братьями, потомками одного великого предка. Но так уж случается, что вражда между близкими родичами оказывается более жестокой и более непримиримой, нежели вражда между чужими людьми, которым зачастую легче договориться: история с неумолимостью, раз за разом подтверждает это на всё новых и новых примерах. И после трагического 1223 года, и накануне ещё более страшного 1237-го не нашлось никого, кто мог бы объединить князей — жестокой ли рукой, силой ли или своим авторитетом…

Великий князь Юрий Всеволодович обладал неоспоримым авторитетом среди прочих русских князей — и как сын Всеволода Великого, и как правитель одного из сильнейших русских княжеств. Его связи и влияние простирались далеко — и на Новгород, и на южнорусские земли, и на соседние восточноевропейские страны, и на Волжскую Болгарию, с правителями которой он заключил мирный договор незадолго до нападения на неё монголов, и на земли черемисов и мордвы. И вновь: если бы… Но здесь, в своих фантазиях о возможном «едином фронте» отдельных княжеств и разных государств и народов, противостоящих общему врагу, мы возвращаемся к тому, с чего начали книгу, — к некоему идеальному образу державы князя Юрия Всеволодовича и его предков, которым, как казалось средневековому русскому книжнику, подвластны были все соседние страны и которые могли диктовать их правителям свою волю; возвращаемся к той «светло светлой и украсно украшенной земле Русской», о которой писал автор «Слова о погибели Русской земли». Ибо «единого фронта» не получилось, да и не могло получиться. И тому же Юрию не удалось собрать воедино даже силы собственного княжества, не удалось объединить даже родных братьев.

В подлинной, невымышленной истории Руси он оказался лишь жертвой Батыева разгрома — не первой и, увы, не последней. Но так уж получилось, что именно он стал олицетворением, если угодно, символом этого разгрома, символом неспособности тогдашней Руси отразить натиск завоевателей. И в этом, как ни грустно это сознавать, его историческая роль, которой и определяется его место в истории.

Год 1239. Владимир

Последний год в земной биографии Юрия Всеволодовича — уже не великого князя, но лишь бренного тела.

Из Лаврентьевской летописи

В лето 6747 (1239). Послал великий князь Ярослав за братом своим Георгием в Ростов. И привезли его к Владимиру, и, не доехав, остановились. Вышли навстречу ему из города епископ Кирилл и архимандрит Дионисий; понесли его в город с епископом и игумены, и священники, и черноризцы, и нельзя было слышать пения из-за плача и громких воплей, ибо плакал весь город Владимир по нему. Ярослав же, и Святослав, и князья русские плакали по нему с дружиной своею, и множество бояр и слуг плакали, лишившись своего князя, убогие — кормителя. Отпев обычные песнопения, положили его в каменный гроб в церкви Святой Богородицы, в гробнице, где лежит Всеволод, отец его.

(27. Стб. 467–468)

…Несколько столетий спустя сложилась легенда, согласно которой при перенесении тела во Владимир собравшиеся лицезрели настоящее чудо: