Девица же отцу своему предсташа, вся реченная старцем исповедаша; князь же великии в болшюю печаль впадоша. Яко приспе нощь, он же възляже в ложице своеи на одре своем. Яко же бысть четвертыи час нощи, и видев свет великии и мнев, яко граду горящу. И скоро въстав с постеля своея, и възрев в окно, и видев образ Владычень на воздуху стоаще, пресветлыя луча испущающа на град. Князь же великии, пад, поклонися образу Владычню, с многими слезами глаголя: «Слава Тебе, Владыко Христе, слава Тебе, Боже, слава Тобе, Царю! Мы и убо окааннии ужеотчаяхомся Твоея милости, но Ты убо, Владыко, не по грехом нашим, ни по безаконьем не отвращаеши лица Своего от места сего, но призираешь на нь и схраняеши десницею Своею. Не пришел бо еси. Владыко, праведных призвати, но грешных на покаание».
И многиа молитвы съ слезами изрек, и въста от места, и не видев образа Владычня, и рад бысть велми. Въ утреи иде к иному старцю, дале от града живущи, яко двадесять поприщь. Сеи бо предста вертепу, исповеда ему с радостию явлениа образа Владычня, Каламиросовы же сие словеса осужаше. Яко же исповеда старцю видение, старец же, въсплакався, рече: «Горе тобе, княже, яко радуешися, не разсудив видениа! Не слышиши ли псалмопевца Давида, глаголюще: „Лице Господне на творящая злаа, иже потребити от земля память их“ (
Безбожному же царю Батыю приближающися с многою силою агарянскою, грады разоряя, и села пожигаа, и человекы погубляа. И взя грады наша славныя Владимер и Ярославль и прочая грады, и уби великого князя Георгиа и вся сынове его, и вся сродники его изби, и поплени всю землю Суздальскую Божиим попущением, грех ради наших, по проречению святых старець. <…>
Плач великого князя Юрия Всеволодовича (Из летописной повести о приходе безбожного царя Батыя на Русь, по рукописи XVII века)
<…> И тако оттуды приидоша к Москве. А на Маскве в те поры бысть князя Юрия великого сын его князь Володимер, а воевода с ним Филип Нянка. Татарове же пришед и скоро взяша Москву и воеводу убиша, а князя Володимера руками яша, а люди вси избиша и младенцы до единого возраста все в Москве побиты. Слышав же сие велики князь Юрья Всеволодовичь и плакося горко ревыи, яко струя из быстрины, кричаша горко, в перси руками биюще, гласом же не яко труба, но яко орган слатко вещаше: «Камо заиде свет очию моею, где отощли есте сокровище живота моего, цвет мои прекрасныи?»
Страшнаго ужаснаго великаго плача.
О, великаго плача и болезни изполнися вси рустии князие! Великии же князь Юрья Всеволодович от великого кричания лежа, яко мертв, на земли, и едва отлиявше его, носяще по ветру едва отдохнувша его:
«Днесь кому приказываете меня, солнце мое драгое, месяц мои прекрасныи! Почто рано зашли есте? Где, господие, честь и слава ваша? Многим землям государи были есте, а ныне лежите на земли пусти, и зрак лица вашего изменися; не слышасте ли, господи(е), словес моих бедных? О земле, земле! о дубравы, дубравы! вси плачите со мною! Како нареку день тои и воспишу, в он же толико погибе государеи и великих храбрых удальцов? И ни един же возвратися, вси равно умроша и едину чашу смертную пиша!»
Бысть сие убо тогда во всеи земли Рустеи многия туги, скорби, слезы, воздыхания страха и трепета. И тако великии князь со владыкою Митрофаном и со княгинею своею и з детми своими вниде во церковь, и знаменася у святых икон, и целова епископа, и княгиню, и дети, и бояры своя, и бе плач во граде, не слышати что друг со другом глаголаша в слезах и рыданиих. И остави в Володимери сыны своя и воеводы, а сам иде за Волгу с братаничи своими збирати силу многую. <…>
Из Летописца Владимирского собора[202]