Великий князь Николай Николаевич

Из этих писем видно, что императрица считала великого князя опасным честолюбцем. Ее больной мозг вместе с тем подозревал Ставку то в каком-то ужасающем предательстве, то в заговоре, имевшем целью низложение царствовавшего императора и насильственное удаление ее в монастырь. Само собой разумеется, что все эти слухи, отнесенные к первому периоду войны, были сплошным вздором.

«Шпионы, находящиеся в Ставке, – писала императрица по поводу одной из предполагавшихся поездок царя на фронт, – сразу же сообщат немцам, и тогда их аэропланы начнут дейстовать…»[11]

Надо было быть очень злостно настроенным и совсем не знать духовного облика великого князя, чтобы можно было питать в этом смысле какие-либо опасения!

Верховный главнокомандующий был одним из самых лояльных подданных своего монарха. Подобно многим лицам, получившим религиозно-мистическое воспитание, он видел в русском царе помазанника Божьего, только внутренне скорбя, что его окружали близорукие, а иногда и темные советники, стремился изыскать способы к улучшению положения.

Тем не менее недоверие к Верховному главнокомандующему императрицы, не встречавшее должного отпора у государя, несомненно, клало известный отпечаток на отношения к великому князю правительства, среди членов которого было много закоснелых реакционеров и таилось отчасти желание подчеркнуть свою от Ставки независимость.

Этому способствовало и наше Положение о полевом управлении войск в военное время, которое было составлено, как я уже отмечал, в том предположении, что во главе действующей армии будет находиться сам император. В этом случае на военном и морском министрах, органы которых должны были нести функции заготовителей всех снабжений, необходимых для армии и флота, естественно, лежала бы обязанность быть выразителями и проводниками в Совете министров всех требований к стране войны. Через посредство этих лиц должна была быть устанавливаема прочная связь фронта с тылом и достигаемо необходимое объединение армии с народом в течение самой войны. С нарушением же основной схемы управления, т. е. с вручением обязанностей Верховного главнокомандующего особому лицу, оба министра выходили, таким образом, из подчинения Верховному главнокомандующему, который лишался возможности авторитетно влиять на Совет министров и чувствовать уверенность, что его требования будут исполнены. В Совете министров он не имел даже своего представителя!

В дополнение ко всей этой картине надо добавить еще и то, что начальник штаба Верховного главнокомандующего вследствие недисциплинированности своего характера, легко переходившего допустимые границы, совершенно не сумел установить правильных отношений и приобрести необходимое влияние на направление деятельности министров, которые имели весьма много оснований жаловаться на его действия.

Держась в силу своей неподготовленности в вопросах стратегии по большей части нейтрально, он проявлял зато свою властную жестокость и малодисциплинированный характер в отношениях своих с министрами и в доходивших на его разрешение делах внутреннего управления тем обширным районом, который, составляя театр военных действий, был в известной степени изъят из общего управления территорией всей империи.

В результате такого положения многие министры избегали лично бывать в Ставке и входить с ним в общение, старый же председатель Совета министров И.Л. Горемыкин, чаще других навещавший Ставку, не пользовался в правительстве тем авторитетом, который соответствовал бы важности переживаемого военного времени.

Я не помню случаев посещения генералом Янушкевичем Совета министров с целью установления единства взглядов взаимного обмена мнениями или подробного доклада о нуждах армии. Единственным соединенным заседанием Совета министров и чинов главнокомандования было то совещание, о котором читатель найдет сведения несколько дальше.

Жизнь в стране текла своим особым руслом, вне влияния на все требования войны!

2. Шпиономания и тыловые непорядки

Уже неудачная Восточно-Прусская операция заставила русские войска с необычайной внимательностью взирать на все казавшиеся им подозрительными явления, происходившие кругом. С другой стороны, участники названного похода единогласно подтверждают о действительном наличии выдающейся организации помощи немецкого населения своим войскам. Вследствие этих причин во всяком обывателе, шнырявшем на своей мотоциклетке или велосипеде по восточно-прусским дорогам, русские войска склонны были видеть шпиона, высматривавшего их расположение или движение; во всяком мерцавшем огоньке, лишнем повороте колес ветряных мельниц или ударе колокола чудилось, а может быть, происходило и в действительности сигнализирование отрядам неприятеля. Так в русских войсках развилась нервировавшая подозрительность.

В польских местечках и городках, расположенных на территории России, подозрение в шпионаже по большей части падало на еврейское население, считавшееся более податливым на подкуп деньгами и другие меры неприятельского воздействия.