Великий князь Владимир Мономах

...А литва из болота на свет не показывалась, а венгры укрепляли каменные города свои железными воротами, чтобы их великий Владимир не покорил, а немцы радовались, что далеко они — за Синим морем. Буртасы, черемисы, водь (?) и мордва бортничали на великого князя Владимира. А кир Мануил, [император] Цареградский[124], страшился, потому и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьград у него не отнял.

(8. С 90)

Конечно же, здесь представлен уже фольклорный, а не исторический образ Владимира Мономаха. Но появление этого фольклорного образа, несомненно, есть следствие того вклада, который вполне реальный, исторический князь Владимир Всеволодович внёс в победу над половцами и укрепление международного авторитета Руси.

При этом беспощадная борьба с половцами, борьба на истребление, представляла собой лишь одну сторону его половецкой политики. Переяславский князь хорошо понимал выгоду союзов с правителями отдельных половецких орд для сокрушения других. Отряды союзных половцев по-прежнему входили в состав его войска и участвовали в битвах — в том числе с теми же половцами. В своём «Поучении» Владимир Мономах с гордостью вспоминал не только о тех половецких «князьях» и «лепших кметях» («лучших воинах»), которых он «иссек» или казнил, но и о тех, которых отпустил живыми и с которыми заключил мир:

...И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать — и при отце, и без отца. И скота давал много, и многие одежды свои.

(45. Стб. 250)

Такой же будет половецкая политика и его потомков, русских князей XII — первой трети XIII века, многие из которых охотно сотрудничали и с половцами, и со «своими погаными» — торками, берендеями и прочими.

...Год 1111-й запомнился ещё и пожарами, охватившими едва ли не бóльшую часть Киевского государства.

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

...Тогда же погорело Подолье в Киеве, и Чернигов, и Смоленск, и Новгород. В том же году преставился Иоанн, епископ Черниговский. В том же году ходил Мстислав на очелу[125].

(36. С. 20)

Год 1112

Переяславль. Киев

Из Ипатьевской летописи

Ярослав, сын Святополков, ходил на ятвягов и победил их. И, придя с войны, послал в Новгород и взял себе в жёны Мстиславову дочь, Владимирову внучку, месяца мая в 12-й день, а приведена была 29 июня. В то же лето выдали Евфимию Владимировну в Венгрию, за короля. В то же лето преставился Давыд Игоревич месяца мая в 25-й день, и положено было тело его 29-го числа в церкви Святой Богородицы Влахернской на Клове...

(46. Стб. 273)

Оба брака — и дочери, и внучки — были устроены Мономахом прежде всего с политическими целями, дабы покрепче удержать своих союзников — венгерского короля Кальмана (1095—1114) и княжившего во Владимире-Волынском Святополкова сына Ярослава (или Ярославца, как его пренебрежительно будут называть позднее). И для того, и для другого это были не первые браки. Но если говорить о дочери и внучке Мономаха, то для обеих браки, увы, оказались крайне несчастливыми. Спустя год или самое большее два после свадьбы венгерский король расстанется с Мономаховой дочерью, «застав её, — как рассказывается в «Венгерской хронике», — в грехе прелюбодеяния», и отошлёт обратно к отцу (77. С. 363—364). По возвращении на Русь у Евфимии родится сын, названный Борисом. Этот Борис Коломанович (то есть Кальманович) впоследствии будет выступать как один из претендентов на венгерскую корону, хотя сам факт отцовства Коломана признавался далеко не всеми, особенно в Венгрии. Сама же Евфимия Владимировна скончается на Руси в 1138 году.