Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина

Такой же балахон я надевать не стал, ограничился лишь штанами, толстыми и резиново поскрипывающими при каждом шаге. Идти в них неудобно, тем более что они составляют одно целое с ботинками. Мои униботы тонут в них, сцепляясь подошвами. Нет, далеко убежать даже от энергослизней не получится.

Капитанскую куртку я менять отказываюсь, а вместо маски выбираю очки. Ну и энергобой ― он при выходе за границы колонии обязателен. Батарея в рукоятке рассчитана на тридцать разрядов, две запасные батареи ― в задних карманах штанов.

– Сейчас опасный период, ― говорит проводник.

Его зовут Энхан. Он знает о моей выходке в Мо-ро, но все же вызывается сопроводить к месту гибели капитана.

– Почему? ― спрашиваю я.

– Прошла сильная буря, ― показывает на светлые участки неба Энхан. ― Слизни будут чересчур активны.

Мы спускаемся по склону черного холма к нагромождению черных камней. Дальше открывается изрезанная трещинами ложбина. На камне впереди с легким шипением начинают собираться, закручиваясь, тонкие волоски разрядов, но проводник не дает им превратиться в слизня ― перешибает электрический рисунок энергобоем, сняв плетку с плеча. Движения его отработаны и быстры.

– Не медли, ― наставляет Энхан. ― Увидел ― бей.

– А капитан, он же тоже после бури по-настоящему виден? ― спрашиваю я, сжав свой энергобой в руке.

– Да, до получаса. Только не сам капитан, а его энергослепок.

– Значит, надо спешить.

– Пожалуй.

Энхан поворачивается и взмахивает рукой. Энергобой шипит, разряжаясь на слизня за моей спиной. Становится вдруг темно. Очки включают подсветку, и местность приобретает слабый серо-зеленый цвет.

– Смотри, ― кивает Энхан на множество искрящихся крапин, усеявших камни и землю на нашем пути. ― Торопятся.

– Куда?

– К капитану, конечно.

Мы забираем выше. Штаны поскрипывают в коленях. Я бью энергобоем по слизню, выползшему из трещины, и промахиваюсь на полметра. Все-таки нужен навык. Энхан перешибает слизня за меня. Электрические завитки разлетаются как пружинки, как детальки какого-то механизма, тают в воздухе.

– Подпустишь близко, получишь разряд. А две-три такие твари выпьют из тебя энергию за несколько минут, ― объясняет Энхан. ― Так погиб твой отец.

Я мог бы сказать ему, что капитан Крапин ― отец мне только номинально, биологически, но почему-то не говорю.

Картина ползущих, возникающих тут и там самособирающихся слизней завораживает.

«Знаешь, Ленка, на следующий год точно махну к вам. Это уже решено. Это уже железно. Вчера на двух транспортных шлюпах прилетели молодые ребята с Пальяно, добрались по приводным маякам до моей экспедиционной базы. Третий выпуск, ага. Смотрю на них, улыбаюсь. Живем! Теперь, пожалуй, они могут взять на себя обслуживание колоний. А там уже, глядишь, и о дальних варп-переходах подумаем.

Так что я ― к вам. Окончательно. Осталось несколько вылетов. Ждите. И пусть Егорка там… Нет, я прилечу, сам с ним поговорю».

Голос капитана звучит во мне без всякого гаджета. Его невозможно выключить. Я помню эту запись наизусть.

«Я прилечу и сам с ним поговорю…»

Но нет, никогда больше. Горечь взрывается во мне, и с минуту я иду почти вслепую. Как это по-капитански: пообещать и не выполнить. Ничего, я отплачу, я обязательно отплачу.

Небольшой взгорок искрит слизнями. Мы оставляем позади рытвины и каменистую осыпь, в которую когда-то зарылся пережеванный бурей челнок. Щелчки плетки в руках Энхана расчищают нам путь. Слизни игнорируют нас. Мы, наверное, не представляем для них особого интереса. Другое дело…

– Вот, ― торжественно произносит Энхан, останавливаясь у валуна со скошенной вершиной. Выдыхает. ― У тебя пять минут. Дольше оставаться опасно. Если хочешь что-то сказать отцу, то это самое время.

Я верчу головой.

– А где его слепок?

– Подними глаза.

Энхан щелкает энергобоем, разбивая в брызги самых ретивых слизней, которые подползают к нашим ногам.

Капитан Крапин…

Я смотрю. Отец прорастает из камня, из воздуха в черноту неба тонкими веточками. Веточки серебрятся, отливают в синеву, поднимаются выше и формируют слегка светящиеся ботинки, штаны, колени. Колени подтянуты к груди, медленно, будто изморосью, из пустоты очерчиваются руки, они скрещены, они обнимают колени, наливаясь электричеством. Мне уже видны пальцы, светлые ногти на пальцах, изодранный рукав летного комбайна, плечи.

Жилки завиваются, будто снег на Мо-ро. Вот шея, вот голова. Растрепанные волосы. Последним складывается лицо. Широкий лоб, заросшие щетиной щеки и подбородок, прямой нос.

Мы смотрим друг на друга, отец и я. Его глаза усталы и добры, на губах его ― мягкая, извиняющаяся улыбка. Человек в конце жизни.

Я тереблю клапаны на куртке.

– Я ненавижу тебя, ― шепчу я. ― Ты ни разу…

Горло перехватывает. Энхан за спиной щелкает энергобоем несколько раз подряд.

– Надо уходить, ― говорит он.

– Сейчас.

Оборачиваясь, я вижу смыкающееся, искристое полукружье. Слизней, наверное, за сотню. Одни ― большие, другие ― маленькие. Третьи, видимо, чтобы казаться больше, изгибаются, пытаясь встать вертикально. Возможно, капитан, сидящий на вершине валуна, представляется им богом.

– Скорее!