Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина

«Привет. Кажется, вас с пятилетием. Прости меня за все. Прости, нет времени выбраться. На Герите разбился первый, сделанный почти что на коленке транспорт. Пол Локхарт погиб. Роботележки у них получаются, а вот космос пока не дается. Варперы Уоттса я им, конечно, подкинул, но толку от этих варперов, когда все остальные системы приходится сопрягать с листа, почти вслепую! Стартовые двигатели оказались сложны даже для форм-факторных фабрик. Не хватает компонентов и материалов. Но, думаю, мы выкарабкаемся. Куда ж мы денемся? Люди мы или кто? Человечество обречено развиваться, даже имея на руках лишь палку и кусок обсидиана. Нам еще, знаешь, приводной маяк строить, чтобы к Солнечной привязаться. Потеряли нас с этой Волной, потеряли. Поэтому я и прыгаю то туда, то сюда.

Но за вами слежу. Не думай, что я забыл. Просто у вас ― самая благополучная колония, радуюсь вашим успехам. Только вы смотрите, нос там не задирайте».

Щелк.

Радуется он. После прослушанной аудиозаписи мое раздражение капитаном только крепнет. Благополучные, ага. Ни хрена он не знает, какие мы были благополучные пять первых лет после Волны. Да и потом. Но мать, похоже, и не спешила его разуверить. Летает он, треки прокладывает, колонии спасает.

А у нас ни хлеба нормального не было, ни мяса, одна жижа витаминная, синтезированная, которую, что подогревай, что холодную ешь. У меня из детства только это одно воспоминание ― как мать разливает жижу из бидончика, на сегодня и на завтра, много не ешь, Егорка, иначе будешь голодный сидеть.

Сидишь голодный, в капитана играешь, как дурак.

На Мо-ро зверски холодно, правда. Часть куполов, под которыми ютилась колония, разбита, часть сгинула в пропасти, оставшейся после Волны. Глубина пропасти, наверное, с полкилометра, видно, как лед потихоньку смыкается, заращивая ее, будто рану. Все время дует ветер и жалит крошка, приходится надевать защитную маску на лицо.

Благодарность капитану здесь оформлена в виде памятника. Конечно, здесь его не могли не сделать изо льда. Он пониже антенны ретранслятора, но тоже высок. Метров пять, наверное. А понизу, тоже ледяные, бегут буквы: «Капитану Крапину от жителей Мо-ро». С желтой подсветкой.

Те, кто приехал вместе со мной, даже Перегудов, у памятника не задерживаются. Поохав, повосхищавшись, прослушав короткую лекцию о том, как капитан спас вымерзающие остатки колонии, обеспечив ее генераторами и топливом, они спешат укрыться от ветра, от холода под теплый купол. Видимо, к рыбе хап, которую здесь подают на завтраки, обеды и ужины. А я остаюсь. У меня есть дело. Нам всем выдали по небольшому ледорубу, и сейчас я собираюсь использовать его по назначению.

Капитан Крапин должен потерять одну букву.

Холодно, да. Снег вихрится, летит в маску. Рискуя отморозить пальцы в рукавицах, я успеваю отбить от буквы «К» в фамилии капитана нижний элемент, дугообразную загогулину, которая брызжет крошкой, как искрами, и примериваюсь к верхней, когда на меня налетает какой-то придурок и опрокидывает на землю. Земля твердая, как не знаю что, и даже куртка не спасает от удара. Ух! Я вскакиваю на ноги, стискивая зубы.

Драться!

Напротив меня стоит мальчишка пониже и, наверное, помладше меня. За маской не видно лица. Комбайн, термоботинки, толстые перчатки. Ему теплее, чем мне.

– Что ты делаешь? ― кричит он сквозь снег.

– Не твое дело! ― отвечаю я, ища глазами куда-то ускакавший ледоруб.

– Это же капитан Крапин!

– И что?

– Он же всех спас!

– У меня к нему ― свои счеты.

– Ты ― дурак?

– Сейчас увидим.

Мы одновременно бросаемся друг на друга. Моих курсантских умений хватает, чтобы сделать подсечку, но противник, падая, увлекает меня за собой. Мы катимся по земле, а ледяной капитан равнодушно взирает на нас с пятиметровой высоты, и я почти уверен, что ему и живому-то было бы все равно, кто победит.

– Ты зачем… он же…

Выдыхая обрывки слов, мальчишка яростно мутузит меня. Я отвечаю. Слои одежды и рукавицы превращают нашу битву в потешный бой. Все потуги в результате сводятся к тому, чтобы сдернуть маску с оппонента. Мне, как более сильному, это удается первому. Потом я нависаю, нависаю и не знаю, что делать.

Розовощекое, большеглазое существо глядит на меня в упор. Девчонка.

– Ты совсем дурак?

– Нет.

Я отпускаю ее и отползаю к ледяному капитану, по пути подобрав ледоруб. Девчонка сидит на месте, ветер треплет ее светлые волосы. Она щурится на меня сквозь летящий снег. Пышет злостью.

– Это ― Крапин! ― показывает она на статую.

– Я знаю.

– Он ― герой!

– Не для меня.

Я вытряхиваю снег, забившийся за воротник куртки, и краем глаза посматриваю на девчонку. Работать мне, понятно, она не даст. Впрочем, буква «К», превратившаяся в ствол с одинокой веткой, уже не требует правки. Этого, думаю, достаточно.

Из снежного вихря, туманящего ближний купол, тем временем выныривает еще одна фигура, высокая, в красном, пухлом комбайне с капюшоном.

– Дея! ― кричит она, закрываясь от снега рукой. ― Дея!

Девчонка встает.

– Дея!