Великий посланник

Узкий извилистый коридор, едва освещенный тусклыми светильниками. Холодно, стены покрыты капельками влаги, пахнет мышами, сыростью и цвелью – обычный антураж для европейских монастырей и замков. Сплошной камень, уютом даже не пахнет.

Шли недолго. Вскоре секретарь остановился перед тесанной из толстых дубовых плах дверью с мощными засовами.

Деликатно стукнул по ней костяшками пальцев, попросил подождать, а когда вернулся, с поклоном пригласил внутрь.

В небольшой келье со сводчатым, чисто побеленным потолком было тепло и приятно пахло ладаном. Несколько масляных ламп в кованых шандалах давали яркий живой свет. Скромную обстановку составляли несколько сундуков со сложенными на них стопками книг, большой стол, заваленный свитками и листами бумаги, гобелен с искусно вышитой на нем какой-то религиозной сценой да пара венецианских кресел.

Возле узенького окна, забранного слюдой, стоял высокий худой старик в рясе из грубого сукна, больше похожего на ряднину, с откинутым на спину клобуком. Своим обликом он напомнил мне одного из библейских старцев – такого же сурового, аскетичного и до предела наполненного святостью, а физиономией – старого, одряхлевшего, но все еще грозного орла.

Сделав шаг вперед, я совершил сдержанный официальный поклон и представился:

– Граф божьей милостью, Жан Шестой Арманьяк, великий посланник его величества короля Наварры Франциска, первого этого имени.

Секретарь было взялся переводить, но митрополит жестом остановил его и показал мне на кресло.

Я облегченно выдохнул. Начало общения с церковными иерархами обычно предваряет лобызание длани, что для меня, как доброго католика, в данном случае недопустимо. А отказ может быть истолкован превратно.

Подождав, пока Геронтий сядет за стол, я тоже присел в кресло. Секретарь занял позицию за креслом митрополита и приготовился переводить.

– Как добрался, сын мой? – На изрезанном морщинами сухом лице митрополита появилось приветливое выражение. Правда, его несколько смазывал пронизывающий взгляд.

– С божьей помощью, ваше высокопреосвященство.

С титулованием не заморачивался, посчитают неправильным – поправят. Да и бог его знает, как правильно обращаться к православному митрополиту.

– Не «высоко»… – Геронтий досадливо нахмурился. – Просто «отче», сын мой, так будет лучше.

– Как вам будет угодно, отче. – Я послушно кивнул. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Так все же – что ему от меня надо? Стоп…

Неожиданно я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд сбоку, с левой стороны. Аккуратно скосил глаза, но ничего, кроме гобелена, на стене не узрел. Не понял… смотрят, однозначно, я такое безошибочно чувствую. Исподтишка подглядывают через тайное смотровое отверстие? И кто? Неужто охрана?

– Сын мой, – продолжил митрополит, – как нам известно, прибыв на Русь, ты со своими людьми вступился за православную обитель. Сие весьма похвально, мы по достоинству оценим сей поступок, однако что заставило тебя рисковать своей жизнью за чуждую веру?

В вопросе чувствовался какой-то неясный подвох. Но я предполагал нечто подобное и заранее подготовил ответ.

– Я всего лишь выполнил свой долг, отче… – смиренно ответил я. – Да, я верный сын католической церкви, но при всех различиях в веровании мы веруем в одного бога.

– Но вы поразили своих единоверцев, – вставил Геронтий.

– Посягнувшие на христианскую обитель суть есть нечестивцы и еретики! – твердо отчеканил я. – И не важно, как они веруют.

Митрополит одобрительно закивал, правда, на его лице промелькнуло досадливое выражение, словно он ожидал моего признания в тайном православии.

А вот хрен тебе. В прежней ипостаси – я крещеный православный, в нынешней – добрый католик. Поди разберись теперь. А вот в душе я не разделяю людей по способам верования в Господа нашего. Бог един, а все остальное не важно.

– Ты добрый человек, сын мой. – Митрополит одарил меня благостным взглядом. – Но каким же образом мы можем отблагодарить тебя за сей богоугодный поступок?

– Отче… – Я подпустил в голос оскорбленности.

– Похвально, сын мой, похвально. – Митрополит немного натянуто улыбнулся. – Господь вознаградит тебя…

В этот момент со стороны гобелена на стене послышался едва различимый женский голос. Причем молодой. Да что за наваждение? Откуда в резиденции митрополита возьмется баба?

Сам Геронтий, несомненно, тоже слышал доносящиеся звуки, но даже бровью не повел. Впрочем, я тоже никоим образом не собирался реагировать. Пусть хоть сама Палеологиня в голос песни поет.

Ближе к концу беседы митрополит поинтересовался, не буду ли я против, если падре Эухенио тоже нанесет несколько визитов в епархию. И даже любезно прояснил, зачем ему сдался доминиканец.

– Увы… – скорбно вздохнув, сообщил Геронтий. – Несмотря на различия между нашими церквями, мы сталкиваемся с одинаковыми вызовами. А общение поможет нам их преодолевать.

Ага… как я и предполагал. Ереси, мать их ети. Очень уж хочется православным церковникам перенять у своих коллег немного опыта. Как же мне хочется тебе отказать… Но не откажу. Дипломатия, мать ее ети.

– Не против, отче…