Великий сеятель: Николай Вавилов. Страницы жизни ученого

Николай Иванович успевает и много читать в дороге, даже таких старинных и полузабытых авторов, как мадам де Сталь (разумеется, в подлиннике). Но в пространной цитате, которую он выписывает по-французски для жены из романа «Коринна, или Италия» уже чувствуется усталость от затянувшихся дорожных невзгод:

«Что бы об этом ни говорили, а путешествовать — одно из самых грустных удовольствий в жизни.

Если вы чувствуете себя хорошо в каком-нибудь иностранном городе, то он становится для вас как бы вторым отечеством; но когда проезжаешь незнакомые страны, слышишь язык, который едва понимаешь, видишь лица, равнодушные к твоему прошлому и будущему, то остаешься в одиночестве, лишенный отдыха и покоя; мало того, поспешность, торопливость, с какою вы стремитесь прибыть туда, где никто вас не ждет, волнение, единственной причиной которого служит любопытство, не внушают вам большого уважения к самому себе, и это до тех пор, пока новые вещи не станут для вас постепенно старыми и не создадут вокруг вас устойчивые интимные связи, ощущения и привычки».

Конечно, он устал, если даже для него путешествия вдруг стали казаться «грустным удовольствием». Утомили мелькание чужих городов, незнакомых лиц, калейдоскоп впечатлений. Но это минутная слабость. Рано утром Николай Иванович, бодрый и любознательный, как всегда, снова отправится осматривать посевы или какие-нибудь памятники древности.

Он всячески старался увлечь и других, привить и своим ученикам, и помощникам такую же широту интересов.

«А без Вас тут что же нового? — пишет он своей сотруднице А. Ю. Тупиковой. — Самое интересное — это лекции Валерия Брюсова о древнейшей культуре человечества… И содержание и форма на 5. Эгейская культура вся, как живая».

«Теперь, когда вспоминаешь все, это кажется даже неправдоподобным — он находил для отдельных лиц что-то, имеющее для них наиболее притягательную силу. Одному давал книгу, которой тот заинтересовался, другого посылал в Московский зоопарк, рекомендуя его вниманию специальную экспозицию. Вавилов неоднократно приглашал меня и нескольких моих близких друзей посмотреть то пьесу, сочиненную и поставленную ненцами (интуитивно чувствуя мою увлеченность подобным направлением в искусстве), то какую-нибудь особенную драму, то концерт, то балет, то оперу», — вспоминает известный американский генетик, лауреат Нобелевской премии профессор Г. Меллер, которого Вавилов пригласил приехать поработать в Москву.

О том же рассказывает жена другого известного ученого — болгарского академика Дончо Костова, также приехавшего по приглашению Вавилова работать в Советский Союз:

«Если Николай Иванович оставался в Москве на воскресные дни, то после своих долгих прогулок по книжным магазинам непременно заходил к нам всегда с подарком — книгами или билетами в театр».

«Меня всегда поражало обилие книг в квартире Николая Ивановича, — вспоминает кандидат биологических наук В. Ф. Николаев. — Книжные шкафы размещались и в кабинете, и в столовой, и в спальне его жены. И какие там были чудесные, редкостные издания!

Николай Иванович охотно позволял пользоваться книгами из своей библиотеки и даже брать их с собой, но с обязательным условием оставлять на их месте записочки, когда и кто взял».

«Очень часто он и сам приносил и вручал то одному, то другому из нас книгу, которую он считал интересной. Библиотека удивляла нас не только количеством, но и подбором книг. В ней были представлены, кроме специальной агрономической литературы, и нескольких энциклопедий, книги по географии, физике, химии, философии, истории искусств, медицине и все, кажется, классики мировой литературы. Помню, как поражали меня каждый раз беседы Николая Ивановича, при которых я иногда присутствовала, и в частности с П. П. Подъяпольским — широко образованным врачом и биологом, часто навещавшим Николая Ивановича на работе. Каких только вопросов они не касались!» (кандидат биологических наук А. Г. Хинчук).

Вавилов умел дружить преданно и верно. С Петром Павловичем Подъяпольским он познакомился еще в двадцатом году в Саратове. И ни годы, ни расстояния не могли ослабить их дружбу. Они встречались при каждой возможности, писали друг другу длинные, проникновенные письма. Даже с дороги, в чужих краях, Николай Иванович то и дело посылал другу хотя бы открыточку:

«Непременно прочитайте «Атлантиду» Пьера Бенуа, которую скоро вышлю Вам. Вам понравится: пустыня, Сахара…»

«Дорогому Петру Павловичу привет из пустынь сирийских, от кедров ливанских, от гор Гермогенских. Видел воочию дикую пшеницу около гор. Но пекла творения в Сирии не нашел, надо искать…»

Отличное знание иностранных языков помогало Вавилову не только быть в курсе всех достижений мировой науки, читать в подлиннике (и пространно цитировать в письмах друзьям и жене) торжественные терцины Данте, иронические высказывания Анатоля Франса, размышления Герберта Уэллса, но и свободно беседовать с крестьянами многих стран, вникать во все особенности их быта.

«Я был свидетелем того, как однажды во время поездки в горах Талыша (Лерикский район Азербайджана)