Великий сеятель: Николай Вавилов. Страницы жизни ученого

Переводчик протянул Николаю Ивановичу сверток — и на землю посыпались жареные куры, связки недозрелых бананов, блины из теффа. Но кувшин с крепкой медовухой — тэджем переводчик поймал на лету и не выпустил из рук, хотя сам свалился. И тут же захрапел на всю притихшую Эфиопию.

Николай Иванович покачал головой, подумал и приказал поднимать караван. Больше он решил судьбу не искушать. Что еще взбредет утром в тяжкие с похмелья головы обитателей укромного селения? Лучше к тому времени оказаться подальше отсюда.

Храпевшего переводчика навьючили на одного из мулов, быстро собрались и в четыре часа, еще до рассвета, двинулись в путь, чуть не ощупью отыскивая в темноте тропу….

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,

в которой Н.И.Вавилов заглядывает в глубь тысячелетий и беседует на двадцати двух языках

Большие ученые всегда отличаются широтой и богатством своих интересов. Они стремятся «жить во все стороны», как говорил Герцен. Это и помогает им подмечать сложные диалектические связи, незаметные другим.

Таким ученым был и Николай Иванович Вавилов. Давайте опять послушаем людей, хорошо его знавших.

Профессор Мошков вспоминает, как они путешествовали по Хибинам: «Николая Ивановича интересовало все: и каждое, еще не виданное им растение, в частности полярная ива, встречающаяся в большом разнообразии форм, и местные птицы, и минералы, особенно апатит, о котором ему рассказывал академик Ферсман».

«Вся работа Николая Ивановича была проникнута определенной идеей… Не равнины, а горы влекли этого человека в поисках многообразия и богатства форм: Армения с ее самобытной культурой; Дагестан с городом Дербентом, много старше Рима, где на «клочке» земли, среди гор за 5 тысяч лет в процессе переселений осело свыше 60 народов, в свое время доходивших до верховьев Дона; древний, изолированный от всего мира пустынями Хорезм; забравшаяся к Эльбрусу Сванетия… Он одновременно приглядывался к жизни людей этих стран, к их оригинальной одежде, бытовым обрядам, языку» (Н. В. Ковалев, бывший заместитель директора Института растениеводства).

Из Иерусалима Вавилов пишет профессору В. Е. Писареву: «Послал сегодня 55 посылок по 12 фунтов из Палестины и Трансиордании. Реликтов тут много. Через неделю засаживаюсь на пару-тройку дней за Талмуд и комментарии, чтобы восстановить картину земледелия библейских времен».

Он находит время не только для того, чтобы штудировать талмуд, изучая по нему земледелие древних времен. С жадным любопытством Николай Иванович не пропускает ни одного исторического памятника на своем пути. Его привлекает все — величественные развалины легендарного Храма Солнца в Баальбеке и прославленные мечети Дамаска, библейские древности Иерусалима, римская живопись и скульптура.

Интересовали Николая Ивановича и литература, искусство. Противопоставление «физиков» «лирикам» показалось бы ему смешным и нелепым.

«…Вавилов любил поэзию и знал очень много самых разнообразных стихотворных фраз и отрывков, которыми зачастую широко пользовался. В свободное время, обычно ночью во время поездок, он охотно слушал стихи, а иногда и сам читал их, жалуясь при этом на свою память, обладающую строго селективными качествами» (профессор Б. С. Мошков).

Профессор Намикава, принимавший Николая Ивановича в Японии, был поражен, каким топким знатоком и ценителем оригинального искусства Страны восходящего солнца оказался гость из России.

Эта широта интересов помогала Вавилову тонко чувствовать красоту природы и произведений искусства: «Лунная ночь около исполинов Будды, у снеговых вершин Гиндукуша, создавала особо торжественное настроение. Казалось, вы заглядываете в глубь тысячелетий…»

«Видел сегодня хоть мельком Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», кладбище — музей скульптуры и чудный Миланский собор. Из собора не хотел уходить. Камень превращен в кружево».

Поздно ночью он пишет жене из Рима: «Только что вернулся из Неаполя, из Помпеи. Снова осмотрел музей и подробно раскопки. На этот раз они оставили еще большее впечатление. Нам тогда не все показали, хотя ты все же видела больше меня.

Город (Помпея) изумителен. Вся жизнь с ее темным началом и тем же концом. Булочные, пекарни, мельницы, аптеки, лечебницы, лавки с прилавками, храмы, суд, дом банкира, жилище поэта. А инструментарий архитектора, хирурга! А краски!

Милая Ленуша, я рад, что ты все это видела. Это все поразительно, да еще на фоне Везувия. И в то же время грустно. Мы движемся хуже черепах. Кто же превзойдет их в мозаике, скульптуре, замысле? Словом, детка, ходил нынче, удрав со скучного съезда на день, и по совести хотел засесть и описать Помпею. Как жили 2000 лет тому назад. Право, это так легко… Когда-нибудь напишу. Заметила ли ты самовары в музее? Даже и они были тогда. Извечен цикл жития».