Великий уравнитель

Все это признаки процесса, в ходе которого в последней фазе развития империи правители и элита все более отдалялись от простолюдинов и социальное неравенство росло. Упадок же был стремительным и бесповоротным. Предполагается, что сложную структуру власти Тиуанако подорвали климатические изменения, прежде всего жестокая засуха. Население покинуло столицу в ходе нескольких волн миграции, и город был полностью заброшен к 1000 году. Археологи обнаружили признаки масштабного насилия: восточный и западный дворцы в центре города были разрушены, причем последний в буквальном смысле слова сровняли с землей. Как и в Теотиуакане, здесь имеются свидетельства намеренного разрушения монументальных ритуальных сооружений: скульптуры, символы власти элиты, были разбиты и закопаны в землю с такой тщательностью, что для этого явно потребовались значительные усилия. О том, было ли это войной политических фракций или какой-то другой разновидностью насилия, много спорят, и истину мы, возможно, не узнаем никогда; но очевидно, что политическая иерархия не пережила подобных потрясений.

Крушение столицы сопровождалось и крахом сельского хозяйства в прилегающих районах. Города в бассейне озера Титикака исчезли на несколько столетий, и нормой стали политическая фрагментация и локальная экономическая активность. Население сократилось и переместилось в более защищенные районы; обширные укрепления в этих районах говорят о продолжающемся насилии и неспокойных условиях существования. С иссяканием ключевых источников богатства, таких как присвоение излишков, производство специализированной ремесленной продукции и широкая торговая сеть, старая элита просто исчезла[375]

.

В других случаях мы вообще почти ничего не знаем о том, насколько была развита государственная власть и как ее крах повлиял на могущество и богатство элиты. Известный пример – хараппская культура в долине Инда, процветавшая в многочисленных городах во второй половине III тысячелетия до н. э. Эта цивилизация угасла в 1900–1700 годах до н. э., многие поселения стали меньше размером или вовсе были покинуты. Опять же, какие бы иерархия и дифференциация ни существовали в том обществе, они вряд ли пережили этот процесс[376]

.

Что касается более позднего времени, то наиболее заметными оказываются материальные признаки краха. Уже 2400 с лишним лет назад афинский историк Фукидид отмечал, что города, воспетые в поэмах Гомера, в его собственное время выглядели не особенно внушительно. Когда испанский конкистадор Эрнан Кортес проходил мимо Тикаля и Паленке, он их даже не заметил, потому что руины этих городов майя заросли джунглями, а местное население было очень редким. Ту же участь разделили кхмерские поселения в Юго-Восточной Азии: к расчистке древних городов Ангкора приступили только в начале XX века, а археологический комплекс Преах Кхан Кампонг Свай, резиденция кхмерских правителей XI и XII веков н. э., занимающая площадь в десятки квадратных миль, находится в труднодоступной дикой местности. Когда мы с одним моим товарищем прилетели на вертолете в этот некогда оживленный город в 2008 году, то оказались там единственными живыми существами – за исключением охранников из соседней уединенной деревеньки и длинной змеи[377]

.

Всеобъемлющий крах государственной системы обычно оставляет нам лишь археологические данные, но не письменные исторические источники, и это неизбежно делает невозможным количественный анализ изменений в неравенстве доходов и богатства. В то же время такие катастрофические события всегда заставляют подозревать сокращение неравенства в грандиозных масштабах. Какие бы формы эксплуатации и стратификации ни сохранялись в период после краха, они почти неминуемо должны были быть чем-то вроде слабой тени по сравнению с имперским обществом, стратифицированным в величайшей степени. Более того, общее обеднение за пределами бывших кругов элиты само по себе сокращало возможности потенциального присвоения излишков и понижало потолок неравенства ресурсов. Принимая во внимание исключительность выравнивающей мобилизационной войны, трансформационной революции и катастрофических эпидемий, можно утверждать, что всеобъемлющий крах государства может играть роль самого могущественного и надежного уравнителя во всей истории человечества. Несмотря на то что такие катастрофы происходили чаще, чем можно было бы подумать – с учетом менее известных случаев, – они тем не менее достаточно редки, что, впрочем, и к лучшему, учитывая размах насилия и степень страданий, сопровождавших столь радикальные перемены. Восстановление же государственных структур, часто в результате внешнего влияния, – напротив, довольно обычный исход. Чем мягче переход, тем больше вероятность того, что неравенство сохранится или восстановится.

«Пусть уныние опустится на ваш дворец, построенный для радости»: распад государства и упадок элиты на древнем Ближнем Востоке