Великороссия: жизненный путь

Теперь можно представить, как связались воедино, замыслы Государя о возвращении России к допетровским устоям жизни с теми впечатлениями и чувствами, какие возникли у Царственной Четы в Саровские дни. Сильнейшее впечатление произвёл разительный контраст между Русью Святой в Сарове, подлинной Великороссией, тихо, со свечами, молящейся, и Россией суетной, мірской, где случаются «ходынки», а наипаче, — с Россией сбесившейся, где царит безбожие и зверство, где убивают министров, ненавидят Царя и мечтают о парламентской республике, или о ещё более худшем!... В Сарове предельно ясно выяснилось, что Царь и подлинная Великороссия духовно, внутренне едины, но между ними нет прямой связи, зримого политического взаимодействия. Между, ними

вклинилась прослойка той самой «общественности», которая и является стихией России сбесившейся. Между тем эта прослойка, эта «общественность» исторически и политически устроена так, что должна была бы как раз и служить связью между Самодержцем и народом. В её, «общественности», руках находятся государственные учреждения, земства, городские союзы, средства информации, финансы, промышленность, дипломатия, армейское командование, суд, литература и искусство, многое другое. Особое, ведущее место, здесь занимает дворянство, которое по своему происхождению должно было бы быть оплотом самодержавия и воспитателем народа в вере и верности Богу и Государю, а оно давно уже стало в основной массе враждебно или безразлично и к тому, и к другому! И всё — под влиянием Европы с тех пор, как Пётр I призвал всех пойти к ней на выучку и поклонение.

Эта изъеденная западничеством (масонством и безбожием) «образованная» российская общественность уже не являлась голосом Земли. А между тем, если возвращаться к допетровским порядкам, то наряду с возрождением симфонии царской и церковной власти (в лице Патриарха) нужно было бы возрождать и совет Царя с Землёй! В древности, особенно в XVII в. этот совет выражался, как мы помним, в Земских Соборах и в общении Царей с московским людом иной раз прямо на Красной площади, с лобного места. И в те древние времена подаваемый Государям таким образом «голос Земли» не всегда совпадал с их, Государей, желаниями: толпа (наипаче московская) могла и бунтовать. Но это была в любом случае всё же русская

и всё же православная толпа, и в подавляющем большинстве случаев Цари могли найти (и находили) с ней в конечном счёте общий язык, т.к. эта толпа никогда не требовала ни ограничения самодержавной власти Царя, ни тем более совершенного её упразднения. Напротив, всегда Земля требовала от Царей усиления их власти с целью обуздания своеволия и баззаконий боярства и чиновничества. В отличие от западного

абсолютизма, самодержавие Государей Российских никогда (кроме Ивана Ужасного) не было произволом. Никогда Русский Царь не мог сказать: «Государство — это я». Он всегда был ограничен (если можно употребить такое понятие) христианской совестью, советом Церкви и советом Земли, но никогда не воспринимал это как связанность, лишение его должной свободы. Царь Русский всегда осознавал себя и частью Земли, и Церкви, и служителем их, ответственным пред Богом и за Землю, и отчасти (после Патриарха) за Церковь, почему ему просто необходим

был постоянный совет с ними. Нынче учёные иной раз называют это «элементами демократии». Вряд ли такое понятие сюда подходит. Русский народ никогда (!) не домогался принимать постоянное участие в управлении государством, в делах царских. Он мог лишь (иногда со смирением, а иногда буйно) выражать Царям в лицо своё мнение (требование) в каких-то чрезвычайных, исключительных случаях, наипаче когда сам Царь просил его об этом. Такое положение вещей можно с полным основанием обозначить церковным термином симфонии (созвучия, согласия) Царя с Землёй, или Соборности, но не «демократией» (народовластием).