Вена (репортажи 1919-1920 гг.)

Залы, кабинеты, прихожие, лестницы все еще носят прежние названия, которые ожидаешь встретить разве что в книжках детских сказок. «Зал лейб-гвардии», «Китайский круглый кабинет», «Лаковая комната», «Миллионная комната»… В унылых пояснениях лакея и коменданта режет слух настойчивость в употреблении прошедшего времени: здесь имели обыкновение… здесь стоял… здесь умер… Чудеса волшебной сказки смутно и тоскливо мерцают сквозь пыль веков и современное запустение.

Вот лестница. Каменные плиты, голубой плафон потолка. Властное, торжественное величие. Как-то неловко и даже боязно стоять перед раскидистыми пролетами ее парадных маршей в затрапезе мещанского зимнего пальто, забрызганных грязью и потому застенчиво подвернутых брюках. Это и есть – ну и красота! – «Голубая лестница». И куда же ей еще вести, как не в «Зал лейб-гвардии»?

А вот узорчатый наборный паркет изумительной работы. Бледно-коричневый, как липовая листва поздней осенью. Да неужто можно просто так, ногами, на него ступить? На знаменитый паркет «Ореховой комнаты»?

В другой комнате, большой, неуютной и пустой, примостился у окна письменный стол, а в угол застенчиво втиснулось старое, совсем уж прозаического мещанского пошиба, туалетное зеркало. В противоположном углу сиротливо прячется кровать. Узкое, железное, пуританское ложе. Здесь скончался престарелый император. И комната, соответственно, именуется «Смертной комнатой».

Тут же по соседству апартаменты для семьи его преемника, императора Карла[29], – он затеял тут серьезный ремонт и капитальные переделки. Здесь предстояло обитать и императрице Ците. История, которую супружеская чета намеревалась тут творить, упредила обоих. В этих роскошных покоях новоявленной императрице не довелось прожить ни дня.

И в комнатах Розы[30] она ни дня не жила.

Огромное полотно, запечатлевшее древний замок Габсбург в Аргау, висит на стене. Рядом пейзажи живописца Сальваторе Розы. Впрочем, это не вполне пейзажи, а некие льстивые пейзажные портреты. Как будто художник, встав к мольберту, воззвал к сударыне Природе: «А теперь попрошу улыбочку!» И госпожа Природа милостиво улыбнулась.

А это еще что за диво? Хоть и называется кабинет, но по виду – восточный храм в миниатюре. Весь из себя кругленький, красивенький, прямо как игрушка – или как главка из томика восточных сказок. На стенах – пастельные миниатюры, словно ненароком занесенные сюда ласковыми дуновениями волшебного ветра с востока, что дарит вам аромат цветущего чая и нежный перезвон серебряных колокольчиков. Короче – это «Китайский круглый кабинет».

На вас то и дело веет тленным дыханием столетий. Сразу несколько глав всемирной истории стопкой лежат на кровати, на которой соизволил почивать сам Наполеон, а герцог Райхштатский сподобился почить навсегда. Дающий пояснения лакей весьма своеобразно, с чешской точки зрения, толкует исторические события, но в датах точен.

А знаете ли вы, как выглядит китайское розовое дерево? Вообразите себе застенчивый перламутр маленькой девичьей груди. Это цвет, окутывающий вас непередаваемым ароматом. А тут еще и индийские рисунки, выполненные будто тончайшей иглой, обмокнутой в краску. Рисунки, между прочим, попали сюда из Константинополя, города Золотого Рога, – самого золотого рога на свете. Императрица Мария Терезия выложила за эту комнату больше миллиона, поэтому она и называется «Миллионной».

По выходе из Миллионной комнаты взгляд неожиданно натыкается на швабру и половую тряпку – вульгарные приметы нашего времени. Они возвращают посетителя к суровой реальности.

– А знаешь, – сообщает тряпка своей сотруднице швабре, – наверху сегодня сто семь детишек из пролетарских семей будут есть американские обеды…

– Вот как, американские, значит, – меланхолично роняет швабра, норовя заглянуть в Китайский кабинет.

04.11.1919

Собор им. Св. Стефана. Часы со стрелками

Разнобой

Если бы не часы на венской площади Святого Стефана – нипочем бы мне не быть писателем. Эти часы на башне знаменитого собора – едва ли не самый мой любимый и необходимый писательский реквизит. Когда писать ну совсем уж не о чем, я отправляюсь к этим часам. Ибо в недрах таинственного их механизма для меня всегда припасен какой-нибудь приятный сюрприз. Вот почему я регулярно их навещаю, как навещаешь старую тетушку, твердо зная, что она, хоть уже и малость не в себе, но обязательно вытащит для тебя из комода какой-нибудь заботливо припрятанный лакомый кусочек.