— А вот этого он НЕ ЗНАЕТ. — Глаза Колосова сузились. — Молю бога, чтобы не узнал. И думаю, мольбы мои пока услышаны. Мы сейчас не будем гадать о мотиве всего этого разыгранного фарса каменного века. Бесполезно. Для начала примем за основную версию только твою догадку: у него есть очень веские основания для подобных поступков — игра стоит свеч. Итак, пусть он нас обыграл. Пусть он — на коне и спокойно выжидает, когда же наступит окончательная ясность по делу Ольгина: будет ли тот признан психиатрической экспертизой вменяемым и очутится на скамье подсудимых, или невменяемым — и тогда по-тихому сплавлен в спецлечебницу на «принудиловку». И то и другое для нашего господина невидимки выгодно: убийства списывают, дело закрывается.
И вот теперь давай пофантазируем: вдруг он внезапно узнает: что-то не сработало. Все старания оказались напрасными.
— То есть как?
— Предположим, он узнает новость: Ольгина освободили из-под стражи за недоказанностью его вины.
— Кто ж его отпустит?
— Он не увидит трогательного момента освобождения, а услышит со стороны. Разницу улавливаешь?
В глазах Коваленко сверкнул огонек.
— Представь себе, Слава, что вдруг у нас по вине какого-то разгильдяя происходит небольшая утечка информации по делу. — Никита осторожно выстраивал фразы: словно нащупывал самый верный путь. — Причем случится это при весьма неожиданных и неприятных для него событиях. И все, что он так последовательно вытворял, покажется ему недостаточным, потому что Ольгина вдруг почему-то по неизвестной ему причине ВЫПУСКАЮТ. Значит, будет он рассуждать, — у ментов появились какие-то сомнения, а следовательно, и какая-то другая версия происшедшего. Что ты на его месте стал бы делать в таком случае?
— Преподнес бы нам на том же блюдечке с голубой каемочкой новое «неопровержимое» доказательство вины своей прежней жертвы. Но это лишь в том случае, если ОН действительно с ба-альшим сдвигом по фазе. А если он осторожный, что всего вероятнее, просто залег бы на дно и выжидал.
— Верно, у НЕГО будет даже не два, несколько вариантов возможного поведения. Но, понимаешь ли, Слава, есть такое словечко патология. И они тут все к нему неравнодушны. Патология его прежнего поведения будет диктовать ему схему поступков и на этот раз. Должна диктовать. Или я ничего не смыслю в людях!
— Не знаю, что ты там в людях смыслишь, но попробовать кое-что в таком духе можно. Не сидеть же сложа руки, в конце концов. — Коваленко заметно оживился. Он вообще предпочитал энергичные оперативные действия (даже пусть не всегда нужные по делу) тихому кабинетному раздумью о «причинах и условиях». — Но ведь тут еще и обстоятельства важны, при которых он с этой самой нашей утечкой столкнется.
— Мы вызовем их всех в институт для… ну, скажем, для поголовного снятия отпечатков пальцев для дактилоскопической экспертизы. Дешево и сердито. И главное — тревожно. Объясним: мол, экономим время, чем гонять их всех к нам в главк, решили сделать все на месте, для того чтобы сравнить с…
— Но у нас ведь нет отпечатков! С чем сравнивать?
— Он в этом тоже уверен: как же, старался, сделала все, чтобы не «залапать» какую-нибудь вещицу неосторожно, и вот тебе первая неясность — что это, менты работу никак себе лишнюю ищут? НЕ С ЧЕМ ВЕДЬ СРАВНИВАТЬ, а они… А тут и вторая неясность появится, очень для него тревожная неясность.
— И что, будем вытаскивать на откатку всех сотрудников?
— Всех, кто получал в тот день деньги и присутствовал в институте в момент убийства Балашовой.
— И племянника ее? И этого старика змеелова? И ба-бу-ветеринаршу? И Юзбашева?
— Всех, Слава. И Иванову тоже. Занятная она, знает много, а лишнего слова от нее не добьешься. Я остановился для себя на семи подозреваемых, потому что они имели отношение к мустьерским камням. А эти рубила, сдается мне, тоже обманка для нас. Так что… тревожить будем все змеиное гнездо. Мы не знаем самого основного: мотива. И я задаю свой традиционный вопрос: зачем? И ответа пока не слышу. А посему играть будем СО ВСЕМИ. Но уже в нашу собственную игру. И вот что… утечку информации мы должны обставить так, чтобы; даже комар носа не подточил. И вот здесь мудрить и изощряться особенно не нужно. Все должно произойти очень естественно, невзначай.
Коваленко преданно мигнул. Он возвращался в родную стихию. Термин «оперативная комбинация» грел его мужественное сердце. Однако было у него на уме что-то, беспокоившее его совершенно особенным образом.
— Ну положим, если все случится так, как мы тут сейчас обговорили, ГДЕ именно он начнет предъявлять нам это свое новое «неопровержимое» доказательство вины Ольгина? Нам что, за всеми «наружку» пускать? За всей этой антропологической бандой? Так у нас сотрудников в управлении не хватит.
Никита чертил ручкой по листу бумаги: кружок, спираль, клеточки, вот домик с трубой появился.