Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть

— Подслушивающее устройство? Да тебя просто высмеют. Кому нужно утруждать себя, монтируя подслушивающее устройство у тебя в кухне? Ты что, политик? Или дипломат? Или генерал?

— Я хозяйка этого дома, — гордо сказала Аннунциата. — Это мой дом. Вы вломились в него. А полиция разберется.

Дело уже было сделано. Удалив мелкие черные скобочки, придерживавшие провод, его свободный конец вытянули из вентиляционного отверстия над кухонным окном. Не осталось и следа. Оба визитера, как заметила Аннунциата, были в перчатках.

— Будет лучше, если ты ни о чем не расскажешь полиции.

— Я вас не боюсь, — заявила Аннунциата. — Только вы уйдете, иду прямо в участок. У них там есть фотографии таких бандитов, как вы. Я вас узнаю. Никуда не денетесь.

Здоровяк внимательно взглянул на Аннунциату. Да, она говорила правду. Эта седовласая пожилая женщина с королевской статью его действительно не боится. Нагонять на людей страх было его профессией, так что ошибиться он не мог. Оценив проблему со всех сторон, он сказал:

— Полагаю, тебе стоит подумать. То, что мы здесь, — это неважно. С тобой ничего не случилось, с домом тоже. Но, если ты действительно отправишься в полицию, будет хуже. Ты влезешь в дела больших, очень больших людей, и даром тебе это с рук не сойдет.

— Ты говоришь, со мной ничего не случилось? — взорвалась Аннунциата от гнева и обиды. — А с Мило? С моим мужем Мило?

Мужчины переглянулись, и тот, что раньше не произнес ни слова, сказал:

— Его переехал машиной англичанин, мы здесь ни при чем.

— При чем. Потому что вы знали, куда он собрался в тот вечер. Вы знали это, подслушали все этой вашей коробочкой.

— О коробочке лучше забудь, как будто ее и не было. — Та уже исчезла в кармане вместе с мотком черного провода и пакетиком черных скобок.

— Не забуду и постараюсь, чтобы не забыла и полиция.

Сунув руку в карман, мужчина достал кожаный бумажник. Из него вынул вырезку из газеты, помятую и захватанную пальцами, и развернул ее.

— Читай!

— Для чего? — Аннунциата все-таки взяла вырезку. — Что мне до нее? О чем здесь?

— О молодой девушке, которую нашли на улице в Палермо. — Мужчина ткнул пальцем в нужный абзац. — Вот здесь, видишь? Там написано, что случилось, но написано не все. Я потом ту девушку видел, ей пришлось ампутировать левую грудь.

Аннунциата уставилась на вырезку. Глаза ее бегали с вырезки на мужчину и обратно. Прошептала:

— Зачем вы мне это показываете?

— Эта девушка была ни при чем, но семья ее наделала глупостей. И к тому же дважды не подчинилась. Вот это и произошло. Печальная история, она у них была единственной дочерью. — Он оскалился, показав черные зубы. — У тебя тоже дочь, и тоже единственная. Не забывай: что случилось в Палермо, может произойти и во Флоренции.

Сложив вырезку, он убрал ее в бумажник, а бумажник — в карман. Все это проделал хладнокровно и аккуратно.

Когда они ушли, Аннунциата долго сидела не двигаясь, только губы дрожали. Когда через два часа вернулась Тина, она нашла ее на том же месте. Пораженная ее видом, кинулась к ней:

— Мамочка, что с тобой? Что случилось?

Аннунциата, обняв ее, прошептала:

— Ничего не случилось, девочка моя, и уже не случится.

5. Полный вперед!

Харфилд Мосс писал своему коллеге в Питтсбург:

«Похоже, все несколько задерживается. Вчера меня предупредили, хотя и из третьих рук: главные действующие лица не могут позволить себе, чтобы их увидели вместе. Их противники не скрывают своего существования и ведут свои игры, как коты вокруг блюдца сметаны. Мне пришло как-то в голову, что задержки могут быть только предлогом, чтобы вздуть цену, но и сам я в это не верю. Они так же заинтересованы в этой сделке, как мы. В любом случае я подожду еще с неделю, посмотрю, что из этого выйдет.

Больше здесь ничего нового, как всегда, готовятся очередные выборы, стены все залеплены плакатами, с вертолетов и машин разбрасывают листовки. Один из тех, с кем я тут познакомился, англичанин по фамилии Брук, угодил в тюрьму за то, что сбил человека и скрылся. Теперь может получить за это до семи лет…»

— Лабро? — спросила Элизабет. — Это не тот человек, о котором говорил Роберт?

— Покажите, — попросила Тина.

Капитан подал ей свернутый листок зеленой бумаги с неровным краем, исписанный фиолетовыми чернилами.

— Конверт сохранился? — спросила Элизабет.

— Разумеется. Но если вы имеете в виду почтовый штемпель, то не надейтесь. Он нечитаем, как и все штемпели в Италии. Только кончается на «о».

— А начинается, вероятно, на «а» или на «е».

— Вполне возможно, — согласился капитан. — Ну, разбираете вы почерк, Тина?

— Я бы сказала, что человек этот хочет нам дать информацию, касающуюся синьора Брука, и требует сто тысяч лир до востребования в Ареццо. Авансом.

— Иными словами, — сказал капитан, — если мы решим выбросить фунтов пятьдесят — семьдесят, можем что-то за них получить, а можем и не получить. Не на тех напал.

— Не отдать ли нам это письмо в полицию? — спросила Элизабет. — Если он что-то знает, они смогут заставить его говорить.

— Только он не пишет, что знает об аварии. Это может быть о чем угодно.