Венедикт Ерофеев: человек нездешний

Наконец-то он примирился с этим спокойствием в себе. Но однажды, прислушавшись к тишине вокруг, пронизанной и одушевляемой лёгкими порывами ветра, запахом цветов и щебетанием птиц, почувствовал, что дышит ею, как чистейшим лесным воздухом. Она была одновременно вне его и в нём. Ему показалось, что от избытка в себе спокойствия и тишины он впадёт в совершенство и вскоре умрёт. Чтобы окончательно не сойти с ума от этой мысли, Венедикт Ерофеев вошёл в запой, но не алкогольный, а книжный. Литературы в посёлке академиков было навалом. Как вспоминал Сергей Шаров-Делоне, «то, что к нам приходило, первым брал Ерофеев. Все отдавали ему право первой ночи, а дальше уже все остальные читали»¹⁵. Госбезопасность, можно предположить, Венедикт Ерофеев сильно не беспокоил. Никакой ведущей роли в компании Вадима Делоне он не играл. Ходил по грибы, читал книги, беседовал с дедом. Всегда на виду. Сергей Шаров-Делоне в нескольких предложениях раскрыл тему «Венедикт Ерофеев в Абрамцеве и советские спецслужбы»: «Я думаю, что КГБ им интересовался — тем более что он интересовался всеми людьми, которые были у нас в Абрамцеве. Но, понимаете, я думаю, что КГБ вполне устраивала эта ситуация. Они же не идиоты. Они действуют так: сопоставляют убытки и прибыли от давления на кого-то. Уж на всемирно известного писателя Ерофеева давить... Это скандал. А тут он сидит, как говорится, под присмотром. Ну и слава тебе господи! Это как свинью стричь — шерсти-то мало... У меня был очень смешной случай. Меня достали гэбэшники в какой-то момент — это был год 1982-й, 1983-й. Деда не было в живых. Вадик Делоне был в Париже. Мы с ним сконтактовались по телефону — а всё это слушается, — и меня достали. И вот гэбэшник мне говорит: “Вы общаетесь с Ерофеевым, что это за человек?” Я говорю: “Это замечательный человек”. — “Можете написать на него характеристику?” Я говорю: “Она вас не устроит”. — “Ну, напишите, трудно, что ли?” Потом прочитали, говорят: “Да... хоть в партию принимай!”»¹⁶

.

После отъезда Вадима Делоне из СССР Венедикт и его жена Галина стали для Бориса Николаевича почти что родственниками. За всё время своего пребывания на даче они ни разу не дали ему повода усомниться в их порядочности. Теперь у них вошло в привычку совершать длительные совместные пешие прогулки. Разношёрстное окружение Вадима Делоне с его отъездом переместилось на другие дачи. Шумные и затяжные сборища с непомерными возлияниями прекратились. А с ними исчезла привычка Венедикта Васильевича ежедневно находиться в лёгком подпитии. Большее удовольствие доставляло ему теперь чтение книг, беседы с дедом и его друзьями.

Как известно, добро оплачивается добром. Случилось то, что обычно случается со старыми людьми. Но в наши дни всё чаще и чаще это происходит и с молодыми. В сентябре 1978 года во время прогулки с Венедиктом и Галиной в абрамцевском лесу у Бориса Николаевича произошёл инфаркт. Сергей Шаров-Делоне вспоминал: «Они пошли гулять, и там это случилось. Во-первых, они сделали массаж сердца в лесу. Потом Галя осталась с дедом, а Веня кинулся в Москву, дозвонился до меня, и мы вызвали тут же скорую из академической больницы. С дедом первое время было непонятно как. И всё, что нужно, делалось. И Веня делал не потому, что просили. Если надо съездить, то: “Всё! Я поехал!” И мы знали, что Веня не запьёт, если он поехал за лекарствами. Что он вернётся. Это даже вопросов не вызывало»¹⁷

. Жизнь Бориса Николаевича Делоне продлилась ещё на два года.

Академик Георгий Александрович Заварзин[364] назвал Абрамцево «местом тишины, строго соблюдаемой»¹⁸

. В 1973 году Венедикт Ерофеев, исходя из собственного опыта, отметил: «“Тишина лечит душу”, сказал Розанов»¹⁹.

Верно говорят: «Признак человека, обретшего мудрость, — исходящая из него тишина и покой».

Наезды Венедикта Ерофеева в Абрамцево в гости к Борису Николаевичу Делоне не ограничивались только совместным хождением в лес по грибы. Были ещё и пешие прогулки к Петру Леонидовичу Капице, а также общение с другими академиками и их домочадцами. Помимо «вечеров анекдотов» и разговоров о литературных новинках в более тесном кругу обсуждали книги иноземного происхождения. Кроме тогда не издаваемых у нас романов Владимира Набокова и Марка Апданова, поводом для дискуссий были философские, исторические и литературно-критические работы Николая Бердяева, Ивана Ильина и Георгия Федотова. Я назвал имена тех авторов, след от чтения книг которых остался в «Записных книжках» Венедикта Ерофеева. Абрамцево, как я уже отмечал, было своего рода «спецхраном», по количеству запрещённой литературы соперничающим со «спецхраном» Всесоюзной государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Различие, впрочем, было существенное. Допуск к нему в Абрамцеве осуществлялся самими читателями — обитателями академических дач.