Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

– Ладно, ладно. Она отрубила себе пальцы. Но почему вы пришли ко мне?

– Я… Когда случаются подобные вещи, забываешь все, что раньше знал, и начинаешь с чистого листа. Я столкнулся с невозможным и начал искать пути, его объясняющие…

– В чем суть?! – рявкнул Людойе.

– Ни в чем! – рявкнул в ответ судья. Они минуту сверлили друг друга взглядом. – Это я и пытаюсь до вас донести – я не понимаю, что происходит. Помню мальчишку и его раздавленную руку, а тут эта девчонка с ее выходкой. Я начал подозревать, может, они одно и то же… «Так не бывает» уже не скажешь. Рука у девушки была совершенно нормальной, пока она по ней не рубанула. Если тот мальчик каким-то чудом превратился в нее, то совершенно ясно, что пальцы у него отросли заново. И если у него получилось это сделать один раз, то почему не второй? Зная, что они отрастут, он мог не бояться их отрубить. – Судья пожал опущенными плечами. – Вот я и начал задаваться вопросом: что за существо способно отращивать пальцы как по заказу?

Веки Пьера напоминали свес крыши. Горящие черные зрачки изучали судью.

– И как звали этого мальчика, который, возможно, девочка? – пробормотал он.

– Гортон. Мы звали его Горти. Вредный мелкий прохвост.

– Напрягите мозги. За ним водились в детстве какие-нибудь странности?

– Еще какие! По-моему, он был не в своем уме. Не мог вырасти из детских игрушек… в этом смысле. И привычки у него были мерзкие.

– Какие привычки?

– Его выгнали из школы за поедание насекомых.

– Ага! Муравьев?

– Как вы догадались?

Людойе встал, прошелся до двери и обратно. Азарт буквально разрывал грудь.

– А игрушки у него были какие-нибудь?

– А-а, я уже не помню. Разве это важно?

– Это мне решать, – отрезал Пьер. – Думайте! Если вам дорога жизнь…

– Да не могу я думать! Не могу! – Блюэтт заглянул в глаза балаганщика и в ужасе отшатнулся от пылающего в них огня. – Чертик такой в коробочке. Ужасная дрянь.

– Как он выглядел? Говорите, черт побери!

– Какое это имеет… ну, ладно. Примерно вот такого размера, голова напоминала Панча. Ну, знаете, как в кукольном театре – Панч и Джуди. Большой нос и подбородок. Мальчишка его редко доставал, но всегда держал где-нибудь рядом. Я один раз его выбросил, так врач заставил меня найти и вернуть. Гортон чуть не умер.

– Вот как? – победно крякнул Людойе. – А теперь скажите: эта игрушка была у него с самого рождения, не так ли? И на ней было что-то блестящее, пуговица в виде кристалла?

– Как вы… – опять вырвалось у Блюэтта, и опять он поник под яростным, нетерпеливым взглядом балаганщика. – Да. Глаза.

Людойе подскочил к судье, схватил за плечи, встряхнул.

– Вы сказали «глаз»? Там был только один кристалл?

– Не надо… не надо… – захрипел Блюэтт, вяло отталкивая от себя когтистые лапы Людойе. – Я сказал «глаза». Два глаза. Оба одинаковые. Жуткая мерзость. Будто сами по себе светились.

Пьер медленно выпрямился, отступил в сторону.

– Два, – выдохнул он. – Два…

Его разум гудел от напряжения. Исчезнувший мальчик, пальцы… раздавленная рука. Девушка… возраст подходит… Гортон… Горти. Мысли описали круг длиной в несколько лет. Маленькое смуглое лицо, искаженное болью. «Мои родители нарекли меня Гортензией, но все зовут меня Деткой». Детка появилась с раздавленной рукой и сбежала с ярмарки два года назад. Что заставило ее уйти? Он чего-то от нее хотел… еще раз осмотреть ее руку. И в ту же ночь Детка скрылась.

Значит, дело в руке. Когда она прибилась к труппе, он почистил рану, состриг обрывки кожи, наложил швы. Лечил травму несколько недель, пока рана не зарубцевалась, и не миновала угроза инфекции. А после уже не осматривал. Почему? А-а… Зена! Зена всегда говорила, что Детка не испытывает неудобств.

Пьер открыл глаза, сузив их до щелок.

– Я его найду, – прорычал он.

В дверь постучали:

– Людоед…

– Это лилипут, – пролепетал Блюэтт, подскочив с места. – С девушкой. Что мне… где я…

Людойе бросил на него взгляд, заставивший судью стушеваться и неуклюже плюхнуться в кресло. Балаганщик подошел к двери на негнущихся ногах и приоткрыл ее самую малость:

– Догнал?

– Уф, Людоед, я…

– Не желаю ничего слышать, – страшным шепотом произнес Людойе. – Ты ее не привел. Я послал тебя за ней, а ты не выполнил приказ. – Он тщательно затворил дверь и повернулся к судье. – Уходите.

– Э? Гм. А как же…

– Уходите! – сорвался на крик Пьер. Его взгляд разжижал кости Блюэтта, но тон заставил собраться. Судья вскочил и попятился к двери, не дожидаясь нового окрика. Он хотел было что-то сказать, однако лишь беззвучно пошевелил мокрыми губами.

– Я – единственный человек в мире, кто способен вам помочь, – сказал Людойе. Лицо судьи говорило, что этот непринужденный, спокойный, будничный тон произвел на него шок. – И сделаю все, что в моих силах. Я с вами вскоре свяжусь, можете не сомневаться.

– А-а. М-м-м. Все, что изволите, мистер Людойе. Звоните. Все, что изволите.

– Спасибо. Мне понадобится ваша помощь. – Костлявое лицо балаганщика превратилось в маску.

Блюэтт выскочил вон.

Пьер Людойе долго смотрел в пространство, которое совсем недавно занимало обрюзгшее лицо судьи. Внезапно он сжал кулак и хрястнул им по ладони.