Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

– Зена! – Он сделался бледным от ярости и, ослабев от ее напора, сел за стол. Положив локти на бювар, оперся на руку подбородком и начал источать волны животной ненависти и призывов.

Зена!

Зена!

Сюда! Ко мне!

13

Горти рассмеялся. Он посмотрел на руку, на три обрубка пальцев, которые росли из костяшек словно не раскрывшие шляпки грибы, прикоснулся к рубцовой ткани вокруг них и опять рассмеялся. Поднявшись с дивана-кровати, пересек просторную комнату, остановился перед большим зеркалом, взглянул на свое лицо, отступил назад, придирчиво рассмотрел плечи, профиль. Довольно хмыкнув, подошел к телефону в спальне.

– Три-четыре-четыре, – сказал он звонким голосом, подходящим к твердому подбородку и широкому рту. – Ник? Сэм Гортон говорит. А-а, нормально, еще поиграю. Врач сказал, что я легко отделался. Сломанная кисть обычно плохо срастается, но у меня не тот случай. Нет, не волнуйся. Что? Месяца полтора. Определенно… Деньги? Спасибо, Ник, обойдусь. Не переживай, если приспичит, я позвоню. Где ты взял этого тупого бренчалу с гитарой? У него нечаянно получается то, что Спайк Джонс делает намеренно. Нет, бить я его не стал бы. Только штаны бы спустил. – Гортон рассмеялся. – Шучу. Он нормально играет. Спасибо, Ник. Пока.

Вернувшись к дивану, улегся с уверенной расслабленностью сытого кота. С наслаждением расправил плечи на поролоновом матрасе, перевернулся на бок и потянулся за одной из четырех книг на краю стола.

Других в квартире не было. Горти давно понял, что книги имеют обыкновение отнимать физическое пространство, затопляя все полки в доме, и нашел выход: избавиться от них полностью, договорившись с книготорговцем, чтобы присылал четыре новых каждые сутки – напрокат. Гортон их быстро прочитывал и возвращал на следующий день. Такой расклад его устраивал. Если у тебя абсолютная память, какой смысл держать книги на полках?

В комнате висели две картины. Одна – Маркелла: тщательно подобранные неодинаковые формы различной степени прозрачности, наложенные одна на другую, так, что цвет одних влиял на цвет других, а цвет фона все связывал воедино. Вторая – Мондриана, выверенная и сбалансированная, почти выражающая идею чего-то такого, что не могло иметь формы.

А еще у него скопилось несколько миль магнитофонной пленки с великолепной коллекцией музыки. Блестящий ум Горти был способен сохранить настрой любой книги и воспроизвести любую ее часть. То же самое он мог выполнить в отношение музыки, однако, вспоминая музыку, приходилось ее до определенной степени создавать заново. Между оттенками разума, способными слушать музыку, и теми, что могли ее исполнять, существовала большая разница. Горти умел и то, и другое. Ему позволяла это делать фонотека.

Он собрал у себя записи классики, романсов, которые так нравились Зене, симфоний, концертов, баллад, виртуозных номеров – всего того, что ввело его в мир музыки. С тех пор его вкусы разрослись вглубь и вширь, включив в себя Онеггера и Копленда, Шостаковича и Уолтона. В сфере популярной музыки он открыл для себя хмурые аккорды Тэйтума и невероятного Телониуса Монка. Иногда для вдохновения он слушал трубу Диззи Гиллеспи, удивительные каденции Эллы Фитцджеральд, безупречный голос Перлы Бейли. Критерием отбора служил гуманизм и расширение человеческой природы. Горти пропускал через себя книги, ведущие к новым книгам, искусство, возбуждающее мысль, музыку, открывающую новые миры по ту сторону эмпирического мира.

В отличие от сокровищ духа, комнаты юноши были обставлены крайне скромно. Из обычной обстановки выделялись лишь магнитофон и акустика – массивные аппараты из высокоточных компонентов, которые Горти побудила приобрести необходимость отчетливо слышать каждый нюанс, каждый обертон каждой инструментальной партии. В остальном его жилье не отличалось от обыкновенной удобной и со вкусом обставленной квартиры. Изредка в голову приходили мимолетные мысли о том, что с его возможностями он мог бы окружить себя автоматической роскошью – массажными креслами и камерами-сушилками с кондиционированным воздухом. Разум Горти был прост и жаден до новых знаний. Тем не менее он редко испытывал желание использовать свои феноменальные аналитические способности в далеко идущих целях. Его устраивало приобретение знаний как таковое, их практическое применение могло подождать до того момента, когда в них появится нужда, однако такой нужды, созвучной его полной и несомненной уверенности в собственных силах, пока не возникало.

Горти с растерянным выражением перестал читать на середине книги. Вроде бы раздался какой-то звук, но в то же время он ничего не услышал.

В дверь позвонили.

Юноша замер. Не как оцепеневшее от страха животное – скорее преднамеренно, как бы оставляя себе секунду для размышлений.

Подойдя к двери, он посмотрел на нижнюю панель. Его лицо напряглось, брови мгновенно исказила хмурость. Он распахнул дверь.

На пороге стояла девушка – голова немного наклонена вбок и понурена. При росте в метр двадцать ей было трудно поймать взгляд юноши.

– Горти? – тихо спросила гостья.