Венесуэльский заговор

Затем Уго перешел к теме информационной, от которой Рохасу стало совсем плохо.

– Решение о закрытии частного телеканала RCTV является окончательным и бесповоротным. Передачи телеканала в своем большинстве проповедовали низменные чувства, насилие, ненависть, расизм, секс, неуважение к женщинам и детям. Кроме того, мы не потерпим дестабилизации общества с помощью средств массовой информации. У нас свобода слова, но воспитывать пятую колонну мы не позволим! А национальные вооруженные силы находятся на страже интересов народа и суверенитета страны и в случае угрозы дестабилизации ситуации со стороны оппозиционных сил встанут на ее защиту, – заявил команданте.

Он гневно клеймил врагов и отщепенцев и завершил свою речь фразой: «Отечество, социализм или смерть!»

Военные, не произнося ни слова, переглядывались, словно ожидая чего-то. Наконец один за другим, тихо, почти неслышно, они стали покидать студию. Кресла, в которых еще совсем недавно так уверенно сидели офицеры армии Венесуэлы, опустели.

Владелец телеканала, тупо уставившись в экран, словно онемел. Хосе Альберто выглядел, словно рыба, только что вытащенная из воды. Толстяк моргал, открывая рот, будто желая что-то произнести, но не говорил ни слова. Его пальцы выбивали на крышке стола какую-то дробь, на удивление походившую на похоронный марш. Затем он повернулся к генералу, но снова ничего не сказал. Махнув рукой, Рохас, покачиваясь на нетвердых ногах, сделал несколько шагов к выходу и также исчез за дверью.

Глаза Купера метались по студии, словно желая найти там что-то, но каждый раз неизменно останавливались на экране. Наконец шумно выдохнув, американец пропал в дверном проеме, оставив в студии лишь одного человека.

Генерал, казалось, не видел и не слышал того, что творилось за его спиной. Он как будто ушел в себя. Поначалу так же, как и все, он не сводил глаз с совершенно неожиданно появившегося в студии Уго, но затем его внимание к речам вернувшегося президента ослабело.

Ортез сидел, уставившись в стол. Перед ним пронеслась вся его жизнь. Мальчишка, курсант, молодой офицер… Стремление к славе, карьере, положению – все это прошло в его памяти. Все это с ним было. Было…

Генерал достал из кобуры пистолет. Рукоять приятно холодила разгоряченную руку. Он повернул оружие к себе. Из ствола пистолета на него смотрела смерть. Жизнь уходила, теперь в ней не было никакого смысла. Все время он к чему-то стремился, карабкался, достигал – и вот теперь все потеряло смысл. Вздохнув, генерал Хуан Ортез решительно поднес пистолет к виску и нажал на спуск.

Глава 35

– Что, мистер, вы у нас в качестве туриста? – поинтересовался таксист, поворачивая небритое лицо к пассажиру.

– Угм… – невнятно прохрипел тот, – гони. Плачу вдвое!

– С нашим удовольствием, – кивнул тот.

Водитель машины оказался человеком словоохотливым, если не сказать больше. Он идеально подходил под определение «рот не закрывается». Похоже было, что Хосе – так он представился, больше всего на свете любил поговорить. Так что пока работник колес и руля оставался в одиночестве, высадив очередного клиента, тяга к разговору у него накапливалась невероятная.

– Я уже за последние дни туристов навозил – не перечесть! – высказался таксист. – Сейчас, конечно, самый сезон пошел. Ну, каждому, как говорится, свое: кому-то отдыхать в далеких странах, а кому-то их обслуживать. Так уж устроен этот грешный мир, как говорит священник нашей церкви, падре Мигель.

За окном бурлило потрясающее всех европейцев хаотичное движение автомобилей на улицах. Пассажир, к которому, поглядывая в зеркальце заднего вида обращался таксист, казалось, совершенно не слышал этих слов. Оно и понятно – пассажиром был мистер Купер.

Штатовец находился в маловменяемом состоянии. Еще бы: все то, на что он рассчитывал, для реализации чего он приложил столько усилий, – все пошло прахом. Если учесть, сколько сил и средств было потрачено на дело свержения и ликвидации Уго, на уговоры и подкуп самых разных должностных лиц Венесуэлы, то растерянность и отчаяние ЦРУшника легко становилось понятными. Но главной проблемой для Купера теперь являлась собственная безопасность.

Появление в телестудии президента явилось для Купера громом среди ясного неба. Четкая и отлаженная схема, которая неминуемо должна была сработать, да что сработать – уже находилась в одном шаге от начала реализации, в один момент стала разваливаться, рассыпаться и уходить прочь словно песок сквозь пальцы. Такого удара Купер не испытывал очень давно. Теперь он как будто в тумане видел мелькающие за окном улицы, дома, еле слышал весело болтающего таксиста, ухитряющегося вести машину на приличной скорости, жестикулировать руками и при этом оглядываться на пассажира, словно зеркало заднего вида не давало ему непосредственного контакта с глазами сидевшего позади «туриста».