Наше шестое свидание с камнями, историями, легендами и загадками начнется в самом центре города, на кампо Сан-Бартоломео (
Падение Республики
Все началось с позиции, которой Венеция решила придерживаться сразу после Французской революции: невооруженный нейтралитет. Такой выбор, однако, привел к тому, что французские провокации в 1797 году все усиливались и усиливались, пока наконец 14 марта французы не захватили Бергамо, выбив оттуда венецианский гарнизон и присоединив этот город к созданной Наполеоном «Циспаданской республике»[102]
. Дальше – хуже. Но лишь немногие патриции готовы были оставить жалкие увертки дипломатии и взяться за оружие. «Погибнуть, но погибнуть как храбрецы, а не как свиньи! Необходимо презреть здравый смысл, чтобы все удержать!» – восклицал патриций Гаспаро Липпоманно в письме от 29 апреля.Но увы – слишком мало оказалось таких решительных людей, как Анджело Джустиниан, комендант Тревизо, заявивший Бонапарту, что не признает приказов, исходящих откуда-либо, кроме Сената, или другой Джустининан, Джироламо, который, вдохновясь действиями дожа XVI века Лоредана во времена Камбрейской лиги, предложил послать сражаться двух своих сыновей и раздать оружие простым гражданам, чтобы те могли защищать Яснейшую. 17 апреля Верона подняла восстание (вошедшее в историю под именем «Веронской пасхи») и выгнала французов из города. Через три дня настал черед Венеции. Комендант Лидо Доменико Пиццамано отогнал французский корабль, носящий название
Наполеон в ярости велел арестовать государственных инквизиторов и Пиццамано. Чтобы не раздражать корсиканца, венецианские власти даже не стали созывать Сенат; 30 апреля притихшие члены Синьории, торговые старшины, Совет Десяти и главы некоторых ключевых магистратов собрались вокруг дожа Лодовика Манина, напуганного больше их. Он лишь сумел выдавить из себя слова, которые звучат эпитафией:
Манин, богатейший купец из семьи фриуланского происхождения, стал дожем прежде всего потому, что собственными средствами мог пополнить пребывающую в плачевном состоянии казну государства.
12 мая 1797 года Большой совет собрался в последний раз. Дож, сдерживая слезы, предложил принять «систему временного представительского управления», предложенную Бонапартом, и вручить себя «милосердию Господа Бога и Его Святейшей матери». На заседании, на которое был вынесен этот вопрос, присутствовало 537 патрициев, в то время как по закону для кворума их требовалось не менее шестисот. В таких-то условиях, при двадцати проголосовавших против и пяти воздержавшихся, Большой совет сложил с себя полноту власти и упразднил сам институт патрициев. Но народ не поддержал это решение. Он собрался на площади с криками «Да здравствует святой Марк!», требуя военачальников и оружия, чтобы защитить Республику. Но тщетно.
Той же ночью самые пылкие горожане начали врываться в дома тех нобилей, которых они считали «повинными в измене», и грабить их, причем под их горячую руку попадались и те, кто ничего общего не имел с решением сдаться французам. Чтобы не дать погромщикам перейти по мосту Риальто, Бернардино Реньер распорядился выставить несколько пушек на вершине его пролета. Ничуть не устрашенные, те попытались преодолеть блок-пост – и тогда по толпе произвели несколько смертоносных выстрелов. Несколько десятков венецианцев погибли. Как заметил Тассини в «Венецианских диковинах» (